- А могут ли слуги его, - Вдруг продолжил Кручина, - столь щедро дарить лёгкую смерть?
- Ха! - Оскалился воевода, во всей красе демонстрируя собственные увечья. - Вот тут я согласен. Не могут. Но почему ты решил, что смерть будет лёгкой?
- Слушай, я не знаток справедливых возмездий, но думается мне, что обычным повешением не поразвлечь столько голодных глаз. Что ж вы халтурите?
- Ну и ну. Только что с пеной у рта восклицал, что ему претят чужие страдания, а теперь вот "халтурим". Спасибо должен сказать за то, что вопреки воле народной позволяю этим гадам помереть хоть и позорно, но быстро. Разве что слегка обоссавшись. А может быть это только начало. Может верёвка чуть подлиннее, чем надо. Может потоньше. Слыхал, как поступают с мятежниками к западу от Асаросы? Вижу, что слыхал. Но можно проявить чуток изобретательности и приплести к этому раскалённые щипцы, смолу, кипящее масло.
- Что-то не вижу я ни коней, ни жаровни. Даже плаху, и ту утащили.
- Много чести! Рубить бошки я стану тем, кто сие заслужил, а всех остальных продолжу запихивать в петлю. И не говори мне, что это гуманно, потому как сам я скорее позволю четвертовать себя тупым топором, чем встану на лестницу.
- Так вот зачем здесь ещё трое. - Кручина расплылся в зловещей улыбке. - Качество заменяешь количеством?
- Была б моя воля, кишки бы его растянулись по стенам от ворот, да вокруг всего города. И то, между прочим, тебе бы на пользу пошло. Но нет, я позволил собой помыкать. А другие... Погляди, послушай, а потом уж суди.
Ратко подал знак палачу и тот сорвал мешок с первого приговорённого. На свет показалось распухшая, вся в синяках морда, на которой едва проглядывали тонкие щёлочки глаз. Если бы не рваное ухо, Кручина никогда бы его не узнал.
- Ого. - Присвистнул он. - Вот уж не думал, что свижусь с этими гадами. Дай-ка подумать; рядом, поди, его братец?
И словно в ответ на вопрос палач сорвал мешок со второго.
- Догадливый ты парень. Видать не все мозги ещё выбили.
- Не все. Но надо отдать твоим должное. Они очень старались.
Поддерживаемый за руки молодцами в кожаных фартуках, перед толпой появился скрюченный и сморщенный старикашка. Передвигался он с невероятным трудом и его скорее внесли и поставили, причём сделали это с нарочитой осторожностью, будто боялись, как бы не развалился. По самым скромным прикидкам Кручины, лет ему было не менее сотни, и подобный исход мог быть весьма вероятен.
- Сягодня, - Затянул старикан писклявым голоском. - Имеям мы святую обязаннасть осудить тях, хто словом и делам васстал супротиву воли господняй. Тях, хто в вяроломстве своём посмел покуситися на воинов божиих, что верай и правдай служили яму. Тах будят же воздана им по дялам и намерениям. Будут они умярщвлены и в землицу зарыты, чярвям на съядение, а души их преданы будут огню и мучениям до скончания веку.
Он замолчал и трясущимися руками поднёс к носу кусок потрёпанного пергамента, попялился немного в него невидящим глазом, а затем снова замямлил:
- Братия Соловичи обвяняются в посягательстве на жизнь и здаровие слуги божиего Акопяты, что имел-де несчастие попасть им под руки, за что был не толька побит и порезан, но и жастока ограблен на многие ценности. В том же числе и святые. Но сие преступленье несёт в себе скверну не сколь супротив нашего брата, сколь во вред веры и правды, и справедливости. Иба не можат так низка пасть челавек, без попущения диявальскова.
Речь-то была вроде бы пламенной, и даже осмысленной, но набирал её он с таким равнодушием, что невозможно было проникнуться не то что праведным гневом, но даже сочувствием к какому-то там Акопяте. Если б Кручина не представлял, что эти двое за люди, то ни за что б не поверил ни в единое слово. А народ смиренно помалкивал. Похоже было, что старичок занимал в их жизнях особое место. Но как только он перестал, вновь поднялось громогласное негодование. Теперь смерти братиев Соловичей стали требовать с не меньшим энтузиазмом.
Тем временем Дубыня смотрелся не многим лучше своего брата, а вот держался и того хуже. Каждую секунду он норовил свалится в беспамятство, преждевременно затянув на шее петлю. Палачу пришлось звать на помощь очередного помощника, чтоб не дал умереть тому, кого собирались казнить. Глядя на это Кручина почти засмеялся. Почти.
- Всему своё время. - Отмахнулся Ратко.
Старичок, который, оказался настоятелем местного монастыря, с болезненным равнодушием пробубнил ещё некоторые эпизоды из жизни Добрыни с Дубыней, после чего быстренько прошептал молитву и позволил отнести себя в сторону. Как только он оказался на расстоянии, палач вытащил нож.