Но Врыга молчал. Он не проронил ни слова, ни звука, ни выказал даже усмешки. Его лицо не отразило ни тени страдания или же страха. Глаза были пусты и абсолютно безразличны к происходящему. И в конце концов именно это угрюмое отрицание страха и привело окружающих в замешательство. Всех, но не Кручину. Он-то как раз был уверен, что никакая верёвка тут не поможет.
Скрипнула перекладина, Врыга повис и вместе с ним над площадью повисла мёртвая тишина. Кручина смотрел, как стянулась петля, как покосилась шибеница, и разошлись в стороны пыточных дел мастера. Отступил и сам воевода, чей взгяд блуждал по связанным членам бандита, ни один из которых, даже не дрогнул. Врыга висел неподвижно и тихо, будто бы вздёрнутый мёртвым. И все так бы и посчитали, но когда обернувшись кругом он вновь предстал лицом перед народом, глаза его были открыты.
Кончилось тем, что Ратко велел срезать Врыгу вместе с верёвкой, завернуть в полотнище и унести с глаз долой. Кручина решил, что недовольные произошедшим начнут бесноваться, требуя крови, кишок или мяса убитого - всё-таки многие были здесь именно ради него - но он ошибался. Никто не кричал.
***
После казни Кручина вновь оказался в темнице. Его заперли в самой дальней части подземелья, где обитали лишь крысы, да тени почивших, и несколько часов он просидел под тоненьким лучиком света, едва пробивавшимся сквозь трещину в потолке. Потом пришла стража, а с ними и служка с хлебом, да молоком. Его накормили, поставили на ноги и повели через низкие тёмные залы, сквозь ржавые двери, по вытертым каменным плитам полов.
Под смолёнными брёвнами, подпиравшими своды, темнели куски обвалившейся кладки. Покрытые мхом и грибами, эти они вросли в пол будто пни стародавних дубов и гулкое эхо носилось над ними. Дорожка виляла, залы сменялись, становились всё больше, появлялись провалы, над которыми были наведены деревянные мостики, стены вокруг обрастали резьбой, а потолки, порой едва различимые в пляшущем племени, преподносили такие картины, что у Кручины сбивалось дыхание. Над ним простирались батальные сцены, давным-давно потерявшие смысл. Сотни и сотни безликих солдат, сошедшихся в битве на смерть и мерзкие твари, что лезли из-под земли, валились со скал, падали с неба прямо на стены огромных, как горы, оплотов. И небо над ними скрывалось под тяжестью туч, и пламя рвалось из глоток крылатых уродин.
Одна за одной, картины блекли, теряя детали и краску, и света уже не хватало, чтоб вырвать из тени центральный сюжет. Кручина смотрел, как под сенью веков скрываются люди и звери, как исчезают события и растворяется память о тех временах, когда даже солнце садилось с надеждой на то, что человек до утра не дотянет. И в самом конце он увидел ту самую тварь, что веками страшились живые и мёртвые, ту тварь, о которой ходили легенды.
Он замер, едва не споткнувшись, выкатил глаза и уставился в потолок, на котором темнел единственный образ. Одинокий фрагмент потерянной битвы, бушевавшей века и века, но канувшей в лету вместе со всеми, кто её вёл. И пятнами краски, штрихами, разводами, с кроваво красных небес над туманным ристалищем, глумился над миром последний дракон. И цветом он был словно ночь.
Стражник толкнул Кручину вперёд. Он велел поторапливаться и смотреть под ноги, и был, в общем-то прав. Трещины и провалы в полу выглядели всё более устрашающе, а некоторые грозили вот-вот перерасти в настоящие ущелья, за хрупкими краями которых скрывалась бездонная пропасть. Вступать на мостки с каждым разом становилось страшнее. Сухие доски скрипели и прогибались, но солдаты упрямо вели его дальше, будто бы не обращая внимания на обстановку. Вероятно они бывали здесь не единожды и находили дорогу вполне безопасной. Но легче от этого не становилось.
- Поворачивай. - Бросил один, когда в стене перед ними появилась низкая дверка. Не будь здесь огня, Кручина протопал бы мимо. Но он повернул и поплёлся по узкому проходу до очень крутой винтовой лестницы.
Подъём был не долгим. Пара десятков ступеней и под сапогами захлюпала грязь. Запахло дубовой корой и прогорклым маслом. Кручина вдохнул остывающий воздух, вытер глаза и вдруг понял, что остался один. Стражники скрылись и заперли дверь.
Вокруг него простирался широкий, с трёх сторон огороженный ветхими стенами пустырь. С четвёртой, западной стороны, стена обвалилась, образую глубокую брешь, края которой поросли мхом и травой. Ворота, в которых, судя по их состоянию, уже много лет не было никакой нужды, были закрыты, но врезанная в одну из створок калитка, тихо поскрипывала, гуляя на проржавевших петлях. Ветер нёс тучи по смурому небу, под ноги падали капли дождя.