— Энтони защищал честь своей сестры, — патетически сказал Вильям.
— Успокойся! — одёрнул сына Джон Хоквуд. — Я пришёл сюда за своей дочерью. Вы должны привести её. Заявляю, что буду требовать удовлетворения, если с ней что-то случилось.
Нотарас фыркнул:
— Вы полагаете, что можете командовать в моём доме, генерал?
— Кэтрин пришла сюда по собственной воле, — хитро заметил Алексей Нотарас.
— Она сейчас в комнате моей сестры, — сказал Василий. — Они подруги. Что с ней может случиться?
— Приведите её, — настаивал Джон Хоквуд. — В противном случае я разнесу ваш дом.
Великий дука уставился на англичанина из-под нахмуренных бровей.
— Выбросить эту падаль! — скомандовал он.
Слуги поспешили выполнить приказ, но Джон обнажил свой меч и сразу же услышал, что и Вильям достаёт оружие.
— Сопляки, — тихо сказал Джон. — Возьмём одного из них. Это решит дело.
Отец и сын дружно атаковали слуг; те сразу поняли, что на этот раз перед ними не мальчишки, а два опытных солдата, и сразу ретировались.
Рубите их! — рычал Нотарас, размахивая шпагой. Вместе с сыновьями он отступал к внутреннему проходу.
Джон заметил, что с крыши галереи кто-то прыгнул, но он знал, что Вильяму по силам отразить любую атаку. Он бросился следом за великим дукой и его сыновьями, но они уже успели скрыться в проходе, и дверь была закрыта. Обернувшись, Джон увидел, как Вильям отбросил византийца, у которого кровоточило плечо от нанесённой ударом меча раны. Остальные отступили к стене.
— Несите луки! — крикнул Нотарас с крыши галереи. — Расстреляйте их!
Двое слуг выскочили из зала.
— Отец, ничем хорошим это не кончится, — сказал Вильям. — Если мы умрём, то ничем не сможем помочь Кэтрин. Будем искать поддержки императора.
Джон Хоквуд понимал, что Вильям прав.
— Тогда атакуем слуг, — согласился он, — и уводим, пока не поздно.
Император Константин вздохнул и отбросил пергамент.
— Вы обвиняетесь... — начал он.
— В том, что поступил, как следовало поступить отцу! — воскликнул Джон Хоквуд.
— В нарушений общественного спокойствия, бесчинстве и покушении на право собственности.
— Я лишь хотел спасти дочь, ваше величество.
Джон пробежал глазами по лицам людей, стоявших позади трона. Он сжал губы, увидев Нотараса подле патриарха.
— Твой сын обвиняется в убийстве, — устало закончил Константин.
— Мой сын защищался от нападавших на него людей.
— Но один из них убит!
— Так случилось, ваше величество.
— Франк убил грека, — гаркнул Геннадий.
— Но моя дочь была изнасилована! — закричал Джон. — Сестра моего мальчика была изнасилована! Она до сих пор томится во дворце великого дуки.
— Я отрицаю это, — проговорил Нотарас. — Она оказалась в моём доме по собственной воле. Всё, что произошло между ней и моим сыном, произошло по её собственному желанию...
— Но без благословения её родителей, — оборвал император, явно теряя терпение.
Нотарас тяжело вздохнул:
— Мой сын готов жениться на этой девушке.
Все присутствующие в зале с удивлением посмотрели на Нотараса. То, что великий дука разрешал своему внебрачному сыну жениться на латинянке, было, по сути, публичным признанием его вины.
Нотарас указал на Вильяма Хоквуда, стоявшего позади отца:
— Но этот негодяй должен умереть!
— Он убил грека, — повторил патриарх. — И он должен поплатиться своей жизнью!
Константин с грустью взглянул на Джона, и Джон с ужасом мгновенно понял, что император недостаточно силён, чтобы защитить его.
— Я протестую, ваше величество, — сказал Джон. — Если бы мы не защищались, нас разрубили бы на части. По приказу этого человека... — И он указал на великого дуку.
— Но вы остались живы, а один из моих подданных убит, — сказал император. — Твой сын должен поплатиться за это.
— И вы думаете, что моя дочь захочет вступить в брак с Василием Нотарасом, если её родной брат будет казнён?
— Они поженятся, — повторил Нотарас. — Я прослежу за этим.
Джон спрашивал себя, имеет ли Кэтрин хоть малейшее представление о том, в какую беду они попали из-за её безответственности и безнравственного поведения? Теперь, чтобы спасти жизнь Вильяма, он должен пойти с козырной карты, а свою дочь бросить ко всем чертям...
— Если мой сын будет признан виновным, я не останусь в Константинополе, — объявил он.
Император взглянул на него, и Джон увидел, что Константин готов расплакаться. Но внезапная слабость внутри него неизбежно нарастала, и он начал понимать, что император не в состоянии защищать даже своего генерала артиллерии перед напором великого дуки.