Сокуллу протянул руку. Энтони посмотрел на него, повернулся и ушёл.
Хоквуд вышел из дворца на улицы Истанбула. После ареста в Фамагусте слуги Энтони были распущены, и он больше не видел их. Он шёл один, выделяясь в толпе своим ростом и цветом кожи. Флаги всё ещё развевались, и для людей он всё ещё оставался завоевателем Кипра. Но очень скоро они узнают правду...
«И что тогда?» Мысли, вертящиеся у него в голове, в конце концов оформились в решение. Сокуллу сказал правду. В Истанбуле его ждёт верная смерть. И несмотря на большой риск необходимо действовать немедленно.
К тому же за многое ещё нужно отомстить.
Энтони переправился в Галату, где ликующая толпа была ещё больше. Люди следовали за ним по холму до дворца Хоуков, они столпились у ворот, скандируя его имя.
Мать стояла на галерее, ожидая сына.
— Энтони! — воскликнула она. — Я так рада видеть тебя! И. с такими вестями. Говорят, султан вновь благоволит к тебе.
— Без сомнения, — сказал Энтони, обнял мать и поцеловал руку Айши. — Я хочу видеть тебя в спальне через десять минут.
Фелисити нахмурилась. Голос сына не казался голосом счастливого человека. Он направился прямо к Халилу.
— С возвращением, челеби, — приветствовал слуга своего хозяина.
— Рад видеть тебя, Халил, — откликнулся Энтони. — Как можно скорее приходи в мои покои.
Халил казался ошеломлённым. Он не осмелился противоречить желанию Хоук-паши держать свой дом так, как он сам того захочет, но приглашать в спальню слугу, да ещё мужчину, к тому же в возрасте... О таком он никогда не слышал.
Хоквуд взбежал по лестнице, перешагивая сразу через три ступеньки, и распахнул двери своих покоев. Мальчики бросились ему навстречу. Джону уже было девять лет, он выглядел как настоящий турок. Его братья тоже носили национальную одежду, игрушечные сабли крепились к их поясам..
— Прими наши поздравления, отец, — сказал Джон и поклонился.
Братья последовали его примеру.
Энтони обнял детей, но смотрел не на них, а на Барбару.
— Я должна поздравить тебя, — грустно сказала она. — В Истанбуле говорят только о твоей победе.
— Это скоро пройдёт, уверяю тебя. Отошли мальчиков.
Она нахмурилась в недоумении.
— На несколько минут, — добавил Энтони.
— Дети, ваш отец хочет побыть один, — сказала Барбара и хлопнула в ладоши.
Мальчики поклонились и нехотя вышли из комнаты.
— У нас замечательные дети, — сказала Барбара. — Юные Хоуки. Ты будешь гордиться ими.
— Я горжусь ими. — Энтони обнял жену и поцеловал в губы. — Я совершил ужасное преступление.
— Я не предполагала, что ты согласишься с моим мнением, — нахмурилась Барбара.
Жена оставалась в его объятиях, пока Энтони рассказывал о предательской резне. Потом она освободилась и спросила:
— И ты сделал это?
— Нет. Я хочу, чтобы ты верила мне. Но мои «неограниченные» полномочия закончились сразу, как цитадель была сдана.
— И ты не протестовал?
— Я протестовал, но меня связали как пленника.
Барбара была ошеломлена. Она всегда считала своего мужа самым сильным человеком на земле.
Ош пала на диван.
— приговорён к пожизненному домашнему заключению, — продолжал Энтони.
— Что ты собираешься делать?
— Покинуть это место. Ты должна быть со мной.
— Покинуть Константинополь? — спросила она с сомнением в голосе. — Чтобы мои родители страдали из-за меня?
— Твои родители мертвы. Их казнили по приказу султана две недели назад.
— И ты ничего не сказал! — в отчаянии выкрикнула Барбара.
— Я не знал. Теперь ты пойдёшь со мной?
Глаза Барбары наполнились слезами. Последний раз она видела Пьетро и Беатриче Корнаро несколько месяцев назад — в день их заключения в тюрьму, но они каждый день обменивались посланиями. Она не зарыдала, а сказала просто:
— Я пойду с тобой на край земли, мой господин, если ты отомстишь за мёртвых.
— Это я и собираюсь сделать. Но сначала нужно спасти живых.
— Если ты умрёшь, умрём мы все, — сказала она. — Было бы лучше, если бы мы сделали это вместе.
Энтони сел рядом с ней и взял её за руки.
— Куда мы направимся? — спросила Барбара.
— В Венецию.
— Энтони! Там тебе отрубят голову.
— Значит, тебе придётся спасать меня. Кажется, твой дядя сейчас дож?
— Алвизо Мочениго? Я ничего не знаю о нём так же, как и он обо мне.
— Но по крайней мере он вспомнит твою мать — свою собственную сестру. Ты скажешь ему, что я многое могу предложить христианскому миру, что многое знаю о турках и их намерениях. И особенно о турецком флоте.