— А это не тяжёлая кавалерия, — усмехнулась Бьянка, глазастостью меня несколько превосходящая. — Нет… оба вида. Лёгкая будет кружить вокруг, отвлекать, обстреливать из луков. Тяжелая сначала остановится, затем, снова взяв разгон, ударит с нужной стороны. Они так думают.
— Хорошо, когда враг думает в нужном тебе направлении. Значит, у Гриццони будет несколько больше времени, чем мы думали. Может даже успеет оттянуться назад до того, как начнёт нести действительно значимые потери.
Мы пока могли лишь смотреть и выжидать. Даже основная часть войск пока не отходила, дабы не вызывать у осман подозрения раньше времени. Ну с чего бы им отходить, если даже авангарду особой угрозы нет? Обычная начальная стычка передовых подразделений, только и всего.
Та-ак, уже не совсем обычная. Пока терции авангарда меткими и не очень выстрелами отстреливали кружащую вокруг и пытающуюся показать удаль конницу, в дело готова была вступить не только тяжёлая османская кавалерия, но и пехотные части. Не янычары, но и не иррегулярная шваль. Кажется, стало понятнее. Сперва таранный удар конницей, а потом и пехота подключится. С какой интенсивностью и какого направления — это станет ясно аккурат после того самого удара, в зависимости от результатов оного. Не столь и глупо, для османских полководцев даже достойно. Хотят откусить от нашего и так не шибко большого войска первый кусок, прожевать, а затем, возможно даже после перерыва, продолжить атаку. Наступательного порыва уже с нашей стороны особенно не опасаются, разумно сравнив свою численность и численность противника. Более чем двукратное превосходство, знаете ли, его так просто с доски не сбросить. Ну да мы простоту не жалуем, потому сбросим сложным манером. Есть такие методики!
Тот самый удар тяжёлой кавалерии. Мда, османы если и слышали о терциях, то так и не удосужились своими прикрытыми чалмами и тюрбанами головами понять суть этого построения. Оно же не в последнюю очередь против кавалерийского наскока и было заточено. Хорошо! Всегда радовала опрометчивость врага, особенно во время важных сражений. В сравнении с теми же французами… проще османские полководцы, куда более предсказуемы.
Стальные щиты, пики, стрельба над головами опустившихся на колено щитовиков и пикинёров. Не удалось османам решительным броском проломить терцию. Только вот жертвы среди наших были и не так уж мало. Воспользовавшись тем, что ведущие стрельбу аркебузиры и сами приоткрылись, османы засыпали их стрелами. А от них, если с близкого расстояния, не всякая броня спасает, особенно если наконечники правильно подобраны. Твою же мать! И пехота подключилась, перейдя если не на бег во весь опор, то на очень бодренькую рысь. Строй при этом раскладе, скажем так, был весьма условным, но вот наступательный порыв присутствовал, не успели его ещё должным образом охладить.
— Отступление.
Достаточно было одного слова, и вот уже громкие, пронзительные звуки сигнальных труб поплыли над полем боя, заодно дублированные сигнальными же флагами. Их значение все командирам высокого уровня известно, не перепутают, особенно сам Фредо Гриццони.
Попятились. Сперва терции авангарда, а затем и основная масса наших войск. Был тут определённый риск, чего уж. Не шибко большой, грозящий не прекращением битвы именно здесь, а скорее оперативно-тактической паузой. Если в османские головы таки да придёт мысль о подозрительности такого вот отступления. Но нет… куда там! Отступают, значит боятся. Или, на крайний случай, остерегаются. Вот и продолжали давить на авангард, стремясь взять его сперва в колечко, а затем и уничтожить. Только терциям то на окружение пофиг, даже если оное и состоялось, нет у них уязвимого тыла. Они со всех сторон защищены, а уж когда сливаются из трёх обычных в одно большое построение, так и тем паче. Именно это Гриццони и сделал. Теперь ощетинившийся пиками, отгородившийся сталью щитов и грохочущий выстрелами из аркебуз строй отползал туда, где должен был оказаться — под прикрытие установленных на редутах батарей, кои ещё не сказали своего громкого и веского слова в этой битве.
Неужели Давуд-паша не видит флаги и не понимает происходящего? — спросила Бьянка не столько у меня, сколько у «окружающего мира». — Итальянский красный бык, крест Ордена Храма, испанский флаг и личное знамя де Кордовы, вице-короля Неаполя. Медичи, Сфорца и госпитальеры после этого уже не так впечатляют, но всё равно. Или он не понимает, что после французов его войско не станет для нас чем-то особенным? И это как бы отступление… Чтобы в него поверить, надо быть не очень умным для военачальника.