А при начальстве, то есть при мне, жаловаться как-то не принято, даже они это понимали. Тем более, что главной причиной их недовольства, скорее всего, и являлся этот самый босс, то есть я. Такая вот диалектика, мать её.
Через несколько дней не самой скучной дороги мы наконец добрались. Проехали по Еловому тракту, а затем миновали здоровенные ворота, которые отсекали остальной мир от Пробочного тракта, так местные острословы прозвали Западную Дорогу. Без моего личного разрешения на эту дорогу соваться никому не позволялось. Моя территория, мои правила, как говорится. Насчёт бандитов там тоже можно было особо не париться: всех местных Разбойников я давно пристроил к делу, «крышевать» Еловый тракт. Ну, в смысле обеспечивать там относительный порядок за определённый процент от проезжающих караванов. Такая вот у нас тут бизнес-модель сложилась, сочетание бандитизма и конкурентной борьбы.
Когда наша видавшая виды телега подкатила к Аистово, который заметно выделялся из этих двух городов-близнецов по размеру, я услышал, как Сияна Мудрая аж ахнула от удивления, раскрыв рот
Я и сам давненько сюда не заезживал, в эти краях, и, судя по всему, Герман тут развернулся не на шутку, проделал просто охренительную работу.
В самом центре города откуда ни возьмись появилась здоровенная золотая статуя Сюзанны Аистовой, женщины, которую Герман когда-то называл своей женой.
Прям как в каком-нибудь Рио, только вместо Христа бывшая пассия. Странно, ведь у них там вечно тёрки были из-за совершенно разных целей в жизни: Сюзанна мечтала свалить отсюда, вернуться домой, на Землю, а Герману и тут жилось зашибись, он тут царствовать хотел, империю строить.
Это что, типа памятник ей за то, что она хочет уехать? Дань уважения, так сказать? Или, может, это такая экстравагантная попытка вымолить прощение, типа «Прости, дорогая, был неправ»? Как будто золотой унитаз подарил, ей-богу. Но что ни говори,, выглядело всё, конечно, красиво и впечатляюще, масштабно, ничего не скажешь.
— Дорогу Владыке Алексею! — донёсся зычный крик, когда какой-то стражник, видать, с хорошим зрением, узнал меня издалека. Орёл!
Ворота в город тут же распахнулись, словно по волшебству, и я услышал, как народ начал перешёптываться, передавая моё имя друг другу. Сарафанное радио в действии даже без интернета. Видимо, мне всё-таки зачлись скромные заслуги в установлении мира и согласия между двумя некогда враждующими силами. Такой вот я миротворец, блин.
— Похоже, ты тут популярен, как Майл Джексон на гастролях, — заметила Сияна, когда стражники дружно захлопали мне, пока наша повозка медленно вползала в ворота.
Аплодисменты плавно перешли в овацию…
Глава 11
— Не так популярен, как некоторые бывшие жёны, — задумчиво ответил я, косясь на гигантскую статую.
Интересно, она реально из чистого золота отгрохана? Да нет, не может быть, на это ушёл бы весь годовой бюджет Швейцарии. Но даже позолота стоила кучу денег.
Сначала нас проводили в зал правителя.
— Добро пожаловать, гости дорогие! Входите, не стесняйтесь! — зычно провозгласил Герман, картинно поднимаясь со своего, не побоюсь этого слова, трона, когда мы вошли. Видно, что тренировался. — Рад тебя видеть, Алексей!
— Взаимно, Герман, взаимно, — ответил я, пожимая его крепкую руку, после чего кивнул на Сияну. — А это госпожа Сияна из Шилово, прошу любить и жаловать.
— Весьма приятно, весьма, — кивнул Герман, пожимая даме руку с видом бывалого дипломата.
Мы перекинулись парой приветственных фраз, а потом Герман пригласил нас в зал, где наскоро сообразили приветственный пир горой.
Приём устроили по-царски, спору нет.
Нас усадили рядом с хозяином чуть ли не под белы рученьки, а проворные слуги уже тащили пиво и сыры. Молодцы, оперативно работают!
Приятно осознавать, что даже после нескольких месяцев без прямого контакта, без звонков и эсэмэсок маня в Аистово всё ещё считали другом. Не забыли, значит, ценят партнёрство.
Мы расселись и принялись за еду, ну, за закуски, перекидываясь ничего не значащими фразами, эдакий светский трёп, пока ждали, когда поднесут горячее, мясное. Я заметил, что Сияна хоть и поздоровалась с ним, в первые минуты нашего застольного «саммита» сидела будто воды в рот набрала, молчала, как партизан на допросе.
Германа, похоже, больше интересовало ввести меня в курс последних событий, чем развлекать беседой новую гостью. Он с энтузиазмом, аж брызгая слюной, рассказывал мне о своих недавних «великих свершениях», явно ожидая бурных аплодисментов.
— Ну разве не великолепна, а? — он кивнул в сторону окна, откуда, видимо, просматривалась та самая статуя. — Эта статуя — первое великое чудо Истока, говорю тебе! Ничто в этом мире с ней не сравнится! Прям седьмое чудо света, не меньше! Я её воздвиг как символ… Ну, ты понял, символ!