— Слушай, Алексей, я тебе многим обязан, так что буду с тобой откровенен в этом вопросе. Ты спас жизнь Анне, и из-за этого она сейчас под огромным давлением. Прям как под прессом.
Я нахмурился. Ни хрена себе заявочки!
— Интересно девки пляшут. Что ты имеешь в виду? Какое, к чёрту, давление?
— Она обязана тебе жизнью. А жизнь — это тебе не хухры-мухры, не раз плюнуть. Она тебе должна по-крупному, и, честно говоря, не горит желанием долг возвращать. Вот такая, блин, петрушка.
— Да мне не нужна никакая отплата, — возразил я, чувствуя, как внутри закипает праведный гнев. — В смысле, что не спасал её жизнь из-за какого-то там желания сорвать куш, а сделал это потому, что считал такой поступок правильным, чёрт возьми! Чисто по-человечески.
— Если бы всё было так просто, — протянул Шмидт, и в его голосе проскользнула какая-то вселенская усталость. — Но к величайшему сожалению, наши культурные ценности, мягко говоря, не совпадают с вашими. Сам акт спасения жизни, непрошенный и без требования награды, рассматривается у нас как высший подвиг, чуть ли не святое деяние. Наша Госпожа не просто обязана Вам какой-то мелкой услугой или компенсацией, нет. Она, по сути, должна служить Вам до тех пор, пока её долг не погасится полностью. И она не желает Вас видеть, потому что по нашим культурным обычаям ей запрещено отказывать в прямой просьбе тому, кому она обязана жизнью. Вот такие пироги с котятами.
— И поэтому она держится от меня подальше, чтобы избежать этой самой прямой просьбы, — задумчиво протянул я.
Это уже интересное развитие событий, но оно, чёрт возьми, объясняло, почему Анна никогда не удосужилась приехать и встретиться со мной лично, несмотря на мои дипломатические депеши, в которых я настойчиво предлагал дружбу.
Мысль о том, что ей придётся угождать мне в течение неопределённого периода времени просто из-за моей доброты несколько… тревожила. Хотя в краткосрочной перспективе я, безусловно, мог бы извлечь выгоду из сложившейся ситуации, но в долгосрочной перспективе это вызовет ненависть.
Думаю, она, скорее всего, разработала этот культурный обычай для своих людей. Быть обязанной какому-то другому Избраннику могло в конечном итоге поставить её в противоречие с интересами её собственного народа. Некрасиво получается однако.
— Скажи, есть ли какой-нибудь способ аннулировать это или хотя бы освободить её от этого бремени? — спросил я, чувствуя себя каким-то рабовладельцем, ей-богу.
Теодор Шмидт покачал головой, и на его лице отразилась вся тяжесть вековых традиций.
— Боюсь, это глубоко укоренившийся принцип в нашей культуре. Спасти жизнь — значит дать жизнь. Это один из самых священных законов, которых мы придерживаемся. Тут уж, как говорится, против лома нет приёма.
Я тяжело вздохнул, но тут же увидел возможность устроить встречу с Анной. Эта ситуация, какой бы дикой она ни казалась, давала мне определённые рычаги. — Тогда передай своей Избраннице, что её долг хотя бы поговорить со мной с глазу на глаз, иначе я начну рассказывать всей деревне, как она отказывается встретиться со своим спасителем. Посмотрим, как ей это понравится.
Госпожа Анна Вульф сидела, картинно сложив руки на груди, а на лице её застыло выражение, скажем так, не самое дружелюбное.
Мои угрозы, мол, если не встретитесь, расскажу всем, какая Вы нехорошая, сработали, конечно.
Но, блин, какой ценой⁈ Теперь, рассевшись на скамейке в её роскошном просторном саду среди водяных лилий и фигурно подстриженных кустов в виде птичек, я уже начал волноваться, а не перегнул ли палку, так нагло продавливая свою волю?
Обстановка, конечно, располагала к релаксу: тишина, запахи цветов, лёгкий ветерок шевелил листву, но внутри у меня всё сжималось. Надо срочно как-то сглаживать углы.
— Госпожа Анна, — начал я как можно мягче, — понимаю, что Вы, возможно, не в восторге от моего э-э-э… дешёвого трюка с организацией встречи. Но уверяю Вас, я здесь не для того, чтобы чего-то от Вас требовать. Я тут, так сказать, с миром и коммерческим предложением.
— Вот как? — переспросила она. Голос ледяной, как айсберг в океане, и такой же далёкий. Я вдруг понял, что злости-то в нём почти и нет. Скорее такая, знаете, выверенная отстранённость, полный контроль над ситуацией. Поза у неё, конечно, враждебная, чисто пантера перед прыжком, но что, если это просто игра? Попытка с самого начала поставить меня в невыгодное положение, типа «знай своё место, холоп»?