— Ну и что? — она всё ещё не понимала или скорее делала вид, что не понимает, пытаясь вытянуть из меня побольше информации.
— Как это «ну и что»⁈ Сияна, я бизнесмен. Ты забыла, что это я не допустил вашу войнушку с Лексом в первую очередь потому, что вести бизнес и заниматься логистикой в условиях боевых действий невозможно! А ты говоришь «ну и что» на моё личное участие в войне! А это такие бабки…
Я снова запнулся, не решаясь назвать ей точную цифру своего дохода. Коммерческая тайна всё-таки… Но это мой единственный шанс достучаться до её… э-э… рационального мышления, если оно у неё ещё осталось.
— Я зарабатываю больше тысячи золотых в неделю только на торговле, и это только с града Весёлого, не считая других источников. Прибавь сюда потенциальный доход от моего нового прибрежного города, который тоже будет завязан на этот торговый путь, и эту цифру можно смело удваивать, а то и утраивать в перспективе. И ты серьёзно думаешь, что я, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, откажусь от такой колоссальной прибыли, от таких стабильных оборотов ради сомнительного удовольствия защитить Разино, деревню, которая даже не моя⁈ Это же экономически абсолютно нецелесообразно, ты не находишь? Это все равно, что стрелять себе в ногу, причём не из пистолета, а из пушки.
— Мои советники… Некоторые из них говорили примерно то же самое, — смущённо прошептала Сияна. Она судорожно сжала маленькую кожаную сумочку, висевшую у неё на боку. Вид у барышни был совершенно сбитый с толку.
— Тогда… может быть, ты сможешь мне объяснить, что означает это письмо?
Она извлекла из своей сумочки небольшой, изрядно помятый конверт. На нём, к моему удивлению, красовалась официальная сургучная печать града Весёлого. Моя личная печать! Но сам конверт, сделанный из какой-то потёртой, желтоватой от времени бумаги, я совершенно не узнавал. Она молча протянула его мне.
— Прочти.
Пожав плечами, я достал из конверта сложенный вчетверо лист и внимательно его осмотрел. Письмо было написано от руки какими-то корявыми буквами, но почерк даже близко не походил на мой аккуратный, почти каллиграфический. Когда я пробежал глазами по содержанию, мои брови непроизвольно поползли на лоб. Да что за хрень здесь происходит⁈
'Стенька!
Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии и боевом духе. Как мы и договаривались во время нашей последней встречи, я могу выделить тысячу моих лучших солдат на твоё правое дело. Твои основные силы должны быть немедленно направлены на Разино для восстановления законного порядка, в то время как я размещу свои войска дальше по дороге, чтобы устроить засаду на любую возможную ответную реакцию со стороны Шилово. Как только успешно разберёмся с этим досадным мятежом, мы сможем спокойно обсудить, как адекватно ответить на подлый саботаж Сияны и её приспешников.
Алексей Морозов.'
— Это что ещё за хренотень собачья⁈ Какого лешего⁈ — пробормотал я себе под нос, инстинктивно разглядывая подозрительную бумагу на свет, как будто это могло что-то прояснить или разоблачить подделку. — Это не просто туфта, подделка, липа. Чистой воды фальшивка, сделанная на коленке!
Даже бумага какая-то левая. Качество бумаги, выцветшие чернила, неуклюжий стиль изложения — всё буквально кричало о грубой работе фальсификаторов.
— Ну конечно ты будешь так говорить. С чего бы мне тебе верить? — срывающимся голосом спросила Сияна. В её глазах стояли слёзы то ли от обиды, то ли от растерянности.
Глава 17
— Ну… — я на секунду задумался, не зная, как бы это подипломатичнее выразиться, чтобы не обидеть её окончательно, поэтому рубанул сплеча, как привык. — Начнём с того, с какой такой стати я, будучи в своём уме, стал бы подписывать своим собственным именем письмо с приказами такого конфиденциального рода? Если бы я реально замышлял подобную рискованную операцию, мне бы позарез понадобилось так называемое правдоподобное отрицание, не так ли? Чтобы, если что-то пойдёт не так, и план провалится, я мог бы с чистой совестью сказать: «Это не я, моя хата с краю, и вообще это всё вражеские провокации». А тут нате вам, пожалуйста, с подписью и даже с печатью для пущей убедительности. Бред же сивой кобылы!
Сияна молчала. Долго молчала, совершенно тупо уставившись на меня пустым, ничего не выражающим взглядом, будто пыталась переварить услышанное.