Я сделал особый акцент на «нас обоих», чтобы намекнуть: это не просто моя хотелка, а вопрос общей выгоды.
— Прорицания — это моя специальность, да, не спорю, — медленно проговорил Серхан, сверля меня взглядом. — Но я не использую свою силу, чтобы помогать другим направо и налево. Магия — это, знаешь ли, сложнейшая дисциплина, она требует огромного труда и полной самоотдачи. С какой стати я должен раздавать свои услуги, как какой-нибудь дешёвый уличный фокусник на Арбате? Моя сила — для моей деревни и для меня лично, и больше ни для кого. Точка.
Вот тебе и весь разговор. Жёстко, но, по-своему, справедливо.
— Конечно, конечно, я всё понимаю, — поспешно сказал я, поднимая руку в примирительном жесте, чтобы он немного остыл. У нас уже был подобный разговор примерно год назад, когда я просил его о помощи, и он тогда ясно дал понять, чтобы я больше не беспокоил его с такими просьбами. Старые грабли, так сказать. — Но я не прошу тебя доступ к твоему навыку, а только разовую помощь. И, кроме того, ты один из основных инвесторов в нашей конторе.
— Инвестор, который помалкивает! — возразил Серхан.
— И тем не менее ты партнёр, инвестор, — спокойно парировал я, стараясь сохранять хладнокровие. Сейчас не время было распаляться, видя, как он начинает заводиться. У мужика были свои секреты и сила, которую он оберегал, я это прекрасно понимал. — Это предприятие, Серхан, довольно крупное, ты же сам видишь. Ты сам говорил, что одна только стоимость этих дешёвых драгоценных камней из Алепии с лихвой окупает всю экспедицию. И, честно говоря, из-за некоторых, скажем так, непредвиденных логистических сложностей, без этого сухого дока я просто не смогу гарантировать безопасность наших рейсов. Если уж на то пошло, мы можем вообще не увидеть ни одной успешной поставки без него. По крайней мере, в течение ближайшего года. А это, сам понимаешь, уже серьёзные финансовые потери для всех нас.
Мои слова, похоже, возымели некоторый успокаивающий эффект. Он откинулся на спинку стула и немного расслабился.
— Ясно. Тебе бы, Алексей Сергеевич, следовало побольше рассказать об этих рисках на том собрании. А то всё так радужно расписал.
— Просто речь до этого не дошла, — усмехнулся я. — У меня была заготовлена целая презентация по риск-менеджменту, со слайдами и диаграммами, всё как положено. Но в тот самый момент, как Герман Дурнев зычно рявкнул, что он в деле, остальные тут же, как по команде, вцепились в эту возможность, боясь опоздать на раздачу слонов.
Серхан тяжело вздохнул.
— Да, да, понимаю… Ну, сама новизна всего этого, конечно, была захватывающей, не спорю. Я не против дать тебе денег, Алексей Сергеевич… но всё же я не хочу создавать прецедент, чтобы ты потом каждый раз бегал ко мне за магической помощью. Это, знаешь ли, обесценивает мои уникальные компетенции.
— У тебя там, кажется, семь процентов компании? — уточнил я, прикидывая в уме. — Не то чтобы ошеломляющая сумма. Твой финансовый вклад был, скажем так, скромным, но это и понятно, у каждого свои возможности. Слушай, я продам тебе три процента из своей доли, чтобы у тебя было ровно десять, если ты провернёшь это дельце с доком. Как тебе такой барыш?
— А это вообще законно? — подозрительно прищурился Серхан.
— Контракт запрещает нам продавать акции кому-то на стороне в течение трёх лет, — пояснил я. — Но между собой мы можем ими меняться, торговать, дарить — да что угодно. Внутри нашего тесного и дружного коллектива. Так что всё в рамках правового поля, не переживай.
— Тогда пять, — решительно заявил Серхан. — Двенадцать — хорошее число. Красивое.
Ну, пять процентов — это, в принципе, мелочь. Герман Дурнев владел самой большой долей — двадцать два процента, у госпожи Анны Вульф было пятнадцать. Я по-прежнему оставался мажоритарным акционером и не терял контроль над компанией, даже отдав ещё пять процентов Серхану. У меня всё равно оставался пятьдесят один. Честно говоря, я не слишком парился насчёт этих традиционных корпоративных войн.
Никто не мог продать акции на сторону в течение трёх лет, и я был уверен, что мы все отобьём наши инвестиции уже за первые три рейса. А как только пойдёт стабильная прибыль, я на свои же доходы выкуплю большую часть акций у остальных. Герман Дурнев наверняка продаст, потому что он влез в это дело исключительно ради бабла, хотя насчёт позиции госпожи Анны Вульф я был не так уверен. Ну а если Серхан захочет держать свои двенадцать процентов вечно — да ради бога, пусть держит. Мне не жалко.