Фома, мой штатный маг-алкоголик, не видя в окрестностях кабака или хотя бы винной лавки, грустно плёлся следом, тихий, как мышь под веником.
Ввиду своей вынужденной трезвости (хотя я ему бухать и не запрещал) он объявил мне молчаливый протест за то, что я его силком потащил в эту экспедицию.
Ага, протест.
Вообще-то, я своими глазами видел, как он с капитаном нашего судна келдырил и байки травил про свои былые «подвиги».
Выходит, всё-таки нет никакой трезвости, а есть дешёвая театральщина, чтобы меня разжалобить.
Так что его обет молчания, похоже, работал только тогда, когда ему это было выгодно. Ну, или когда он был слишком пьян, чтобы членораздельно протестовать. Или когда я был рядом — чтобы начальство не гневить. Хитрец, одно слово.
Встретившись с Ираидой, мы последовали за ней. Она повела нас прочь от этого, с позволения сказать, «отеля» — клоповник тот ещё, если честно, даже в моих бандитских общагах в девяностые почище было.
Фома было открыл рот, чтобы поныть, как обычно: мол, ноги отваливаются и вообще жизнь — боль, но тут же вспомнил про свой великий «протест» и захлопнул варежку, не успев и слова выдать.
Прям гигант мысли, отец русской демократии, а не маг. Кремень-мужик.
Честно говоря, у меня язык не повернулся сказать этому колдуну хренову, что его молчание — это просто бальзам на душу по сравнению с его внезапными словоизвержениями и частенько бредовыми разглагольствованиями.
Уж лучше пусть молчит, ей-богу. И он, и мои нервы целее будем.
Ираида уже здорово ориентировалась в городе и, кажется, даже с кем-то временами здоровалась.
Повела она нас в некие Северные кварталы.
Судя по всему, там обитали те, кто составлял гарнизон города, — такие как Хемиш и его ящеры-охранники.
Здесь на них можно было посмотреть в их естественной среде обитания.
Здоровенные, надо сказать, рептилоиды. Нахальные, крепкие, бицепсы как у Шварценеггера на пике формы.
Ходят такие, зыркают, поигрывая мускулами, иногда клацают зубищами.
Может, это у них непроизвольно, а может, пугают. Хрен его знает, но все эти крокодилы мне не особо нравились. Мне бы моего простого Гену, а этих всех — убрать обратно в клетку.
Но это их квартал, и они тут у себя дома.
Глядя на то, как Ираида здесь ходит с уверенным видом, я тоже сделал лицо кирпичом и старался не показывать беспокойства.
А посреди всего этого драконьего Гарлема был высеченный в скале герб, вероятно, символика города.
Оленьи рога, какие-то долота или стамески и отпечаток лапы — всё вместе. Герб Паннонии или около того.
Местный колорит, запечатлённый в камне.
Рога, как я понял, символизировали архитекторов — каких-то древних оленелюдей, которые свалили в горы от драконов, что ими, не будь дураки, закусывали. Ну, типа, «наш дом — наша крепость», классика жанра. Долота — это, значит, их трудовые подвиги по вырезанию хаты в скале, а лапа — символ того, что в Паннонии, типа, всем зверолюдям рады. Эдакий «Зверополис» местного разлива.
И всё это было бы миленько, если бы не зверские крокодильи рожи. И если бы от них не пахло немытой псиной.
Здесь был проход в некий Внутренний Город, и его охраняло штук двадцать рыл таких же злых охранников.
Стояли как вкопанные, копия в копию, с дубинами наперевес, ни один мускул не дрогнет.
Выправка, конечно, как у кремлёвского караула, только рожи страшнее и чешуя вместо кожи. Я уж было подумал, пустят нас в город или нет. Может, туда какой-то специальный пропуск нужен? Всё-таки охрану выставили не просто так.
Однако, по счастью, Ираида повела нас не туда.
Может, фейсконтроль мы бы и не прошли, а может, у неё был другой, более тонкий план. Она свернула вбок от ворот, к какой-то неприметной лестнице, тоже высеченной в скале, но, прикинь, без охраны. Вообще никого.
Прям проходной двор какой-то, а не секретный вход в суперважное место.
Ступеньки становились всё круче и круче, мы шли по ним, булки уже горели от напряжения, а лёгкие пылали огнём.
Лестница, что ни говори, большая.
Вели они, как оказалось, на территорию этих самых Горных Козлов. Да-да, тех самых, что в горах живут и на всех свысока поглядывают, типа самые умные.
Проход этот, как выяснилось, был без охраны, потому что к Козлам, типа, мог подойти любой желающий, и это очень важная часть местной религии и философии.
Каждый имеет доступ к мудрости.
Ну, то есть, подойти-то мог, а вот попасть на аудиенцию — это уже фигушки, для избранных.
Не факт, что мудрость к тебе прикоснётся.
Опять-таки, надо понимать: подняться наверх желающий может, это его личное дело, а вот общаться с ним — личное дело козлов.
Имеют они право на своё мнение?
Ещё как.
Но полезть и покричать в горы, типа: «Эй, козлы, рассудите!» — это пожалуйста, сколько влезет. Демократия в некотором роде. Доступность органов власти.
Ираида уже один раз сюда лазила, чтобы подготовить почву и всё разведать.
Я бы на такой фитнес не подписался без крайней нужды, даже за большие бабки.
Её пламенная речь, полная праведного гнева и юридических терминов (наверное, я ж не слышал, но представляю себе эту картину), таки зацепила одного из этих горных судей, и он велел ей меня сюда притащить. Типа: «Пусть главный ответчик явится, посмотрим ему в его бесстыжие глаза». И вот теперь, когда мы карабкались по этой туманной горной тропе, пыхтя в унисон, как загнанные пони, меня не покидало ощущение, что за нами кто-то очень внимательно наблюдает.
Прям как в фильмах про шпионов, только вместо камер — чьи-то невидимые глазищи. Неприятненько, скажу я вам, аж мурашки по спине. Так и до клинической паранойи недалеко.
— Горные Козлы очень мудрые, — прошептала Ираида, когда мы немного отдышались, присев на какой-то валун, воняющий, кстати, козлятиной. — Некоторые считают, что они так же древни, как сам Панноний. Нужно проявить к ним максимальное уважение, Алексей Сергеевич, а то могут и копытом лягнуть, фигурально выражаясь. Или рогами боднуть, но вот это не фигурально, а буквально.
— Да ладно, что я, не понимаю, что ли? Не в первый раз с далай-ламами ручкаюсь.
Я старался восстановить дыхание и не показывать, что у меня уже ноги гудят, как телеграфные столбы.
— Я ж не пацан какой, понимаю. Будем предельно корректны, как на приёме у английской королевы.
Ступенек было до хрена, и высота уже давала о себе знать — дышалось тяжеловато, как будто мешки с цементом таскал. Сердечко, правда, пока не шалило, молодое тело — это вещь! Не то что моё старое, которое от такой прогулки уже бы раз пять инфаркт словило.
Но я ещё держался молодцом по сравнению с Фомой. Этот «маг» отстал на несколько пролётов, и его хронический алкоголизм давал о себе знать. Он останавливался передохнуть через каждые десять метров, пыхтел, как паровоз на подъёме.
И это при том, что у него есть магическая поддержка для такой олимпиады. Видать, всю свою ману на подъём растратил, или просто физуха ни к чёрту.
Ираида же шла вперёд, не обращая на него внимания, как будто его и нет вовсе. Она-то знала, что этот хмырь припёрся сюда только для того, чтобы позырить на Козлов и срисовать их облик для своих иллюзий. Чисто профессиональный интерес, никакой эмпатии к нашему делу.
Шпион, а не союзник.
— Какие-нибудь особые обычаи у них есть, которые мне нужно соблюсти? — спросил я у Ираиды, когда мы снова немного сбавили темп, потому что я уже реально задыхался. — Ну, там, не знаю, в левый рог поклониться или правой ноздрёй не дышать? А то ещё обидятся, и пиши пропало.
— Смирение — начало и конец мудрости, — философски изрекла Ираида, как будто цитировала какого-то местного Конфуция или Омара Хайяма. — Вы их своими манерами не оскорбите, Алексей Сергеевич. Главное — без правительственного гонора, они такое не любят. Как-никак, они тоже своего рода правители, причём долгоживущие. Поменьше пафоса, побольше уважения.
Пока мы продолжали восхождение, которое казалось бесконечным, задул холоднющий ветер, пробирающий до самых костей, и облака вокруг горы сгустились так, что стало ни черта не видно дальше собственного носа.