— Это наша земля! — прервал спор Михалыч. — Наша и их. Раз он наш гость, значит, будет как дома. Переведи!
— Сколько раз сюда приезжаю, а всё не перестаю удивляться… Такая природа! — всё не мог успокоиться Лёва. — Знаешь, почему так злобы много сегодня в людях? Потому что в городах сидят, на природу не вылезают, злость в них копится, а выход — в преступлении… А приехал бы сюда хоть разок, походил бы, душу отвёл — глядишь, и жить стало бы легче. Михалыч, давай!..
— Ну, за знакомство! — поднял стакан генерал.
Раймо послушно выпил весь стакан.
— Наш человек! — улыбнулся ему Лёва. — Понимает толк в жизни.
Плыли уже несколько часов. Катер ходко шёл мимо скалистых берегов. Гранитные склоны гор уходили ввысь. Тёмные ели спускались к самой воде, непонятно как цепляясь за пологий камень. На катере пели каждый по-своему — дружно, душевно пели. «Если бы парни всей земли…»
Лёва и тёпленький уже Раймо сидели рядом на палубе и слаженно выводили мотив на своём родном языке. Им серьёзно вторил Михалыч. Сергей Олегович потихоньку начинал клевать носом, но тоже подпевал — или ему только казалось, что он подпевает?.. Женя Качалов, поберёгший силёнки для будущего, меньше других выпил и теперь печально смотрел на природу, вслушиваясь, что бормочет Соловейчик в перерывах между песнями.
— Ты — и коммунист? — по-русски удивлялся Лёва.
— Да, я коммунист, — по-английски подтверждал этот факт Раймо.
— Я был… коммунистом, — пьяно вздохнул Лёва. — Михалыч тоже был, конечно… Понимаешь, тогда все мы были, иначе никак…
— Я не был коммунистом!.. — очнулся Сергей Олегович.
— Тогда ты нас, коммунистов, не поймёшь… Верно, Раймо? Ничего, скоро у вас образуется, будешь снова свободным…
— О чём ты, Лёва? — спросил Качалов. — У них и так всего хватает. Он же в любой момент из партии может выйти…
— Не вышел же! Значит, чего-то держит, чего-то не то! — не унимался Лёва. — Не доросли мы до веры, потому и за всякое ловкое слово хватаемся, ищем в нём спасения…
Соловейчик вдруг стал серьёзным. Потом медленно начал клониться в сторону — принятый алкоголь дал о себе знать. Раймо подхватил Лёву, растерянно глядя на остальных.
— Положи его, пусть отдохнёт… — посоветовал Михалыч.
— Устал, — перевёл Женя. — Он устал. Работает в полиции, в уголовном розыске. Пусть поспит.
Раймо подложил Соловейчику под голову чью-то куртку, сверху накрыл ватником.
Катер вышел на открытую воду, сразу резко качнуло на волне.
Сергей Олегович прикорнул рядом с Лёвой. Женя тоже, глядя на остальных, закрыл глаза, привалившись к рюкзакам.
Катер обогнул пологий остров-камень. В небо взмыл резкий гул сирены…
…Рожок пропел — гон пошёл. Несколько нетерпеливых всадников рванулись за сворой гончих. Он же выехал на пригорок. Рядом с ним, только чуть ниже, приладился егерь на приземистом раскормленном жеребце.
Уши его донца первыми уловили лай, он вытянул свою красивую шею в сторону гона. Спустя несколько мгновений егерь и сам различил далёкий шум. Стало ясно: зверя подняли сразу три гончих, и теперь они вели его вдоль кромки леса, стараясь выгнать на поле.
— Шлея и Валдай ведут, — на слух определил егерь. — А вот третий кто?..
— Туба? — прислушался он.
— Может, и Туба… — ответил егерь, но чувствовалось, что был не согласен. — Звона! Точно, она — её голос!
Он кивнул — действительно верно. Нагнулся, поправил стремя, устроился поудобнее в седле.
— К распадку выходите, — прислушивался к гону егерь. — Туда ведут.
В поле уже слышался надсадный дальний лай борзых: подняли ещё одного зверя, но было понятно, что ведут его в сторону, зверь не давался…
— Пора, — ёрзал в сбитом седле егерь. — Пора, уйдёт же…
Егерь посмотрел на него молящими глазами: он весь изошёл от нетерпения, арапник так и ходил в тёмных от летнего загара руках.
— Пора!
Он тронул коня, и застоявшийся орловец сбился с шага, а потом сам, не дожидаясь команды, размашисто рванул к лесу… Хотя его орловца трудно было обойти, но на слегка заснеженном поле коротконогая егерская лошадь смогла выйти вперёд. Он поправил картуз, натягивая его ниже и жмуря глаза от бьющего в лицо морозного колючего ветра. Рядом пронзительно засвистали, вызывая гон на себя, не заботясь о том, что в таком шуме можно было и не услышать.
— Звона услышит… — подумал он. — Изумительный слух…
Егерь что-то заметил, пригнулся к самой гриве жеребца и по-разбойничьи засвистел так, что в ушах глохло…
…Свист стоял пронзительный. Это Михалыч солидно возвышался на борту катера и свистел. Сирена, находившаяся там, вторя свисту, несколько раз коротко проревела. Раймо приподнялся на локте: оказывается, он лежал между узлов с вещами, прямо на палубе. Финн мотнул головой, прогоняя сон, затем проследил взгляд Михалыча: от катера к берегу шла нагружённая ящиками с водкой лодка; на берегу у небольшого дощатого пирса стоял мужичок в ушанке и стёганом ватнике.
— Кузьмич! — заорал проснувшийся Лёва. Он перегнулся через борт рядом с генералом и замахал мужику рукой. Раймо, опасаясь, что тот свалится в воду, схватил его за полу бушлата. — Кузьмич!.. — снова прокричал Лёва, но на его крики никакой ответной реакции с берега не последовало.
— Выгружаемся! — скомандовал Михалыч.
Сергей Олегович тут же принялся подтаскивать вещи поближе к борту.
Выгрузились за три ходки. Раймо вылез из лодки последним и осмотрелся. На берегу тихой бухты стояли выбеленные снегом строения, бегала собака, тут же бродили куры и худая корова. Раймо обошёл вокруг ближайшей избы и с удивлением обнаружил рядом с огородом небольшой, заботливо ухоженный пятачок с причудливо раскиданными валунами среди аккуратно подстриженной травы: это был почти натуральный японский «сад камней», излюбленное место для медитаций у дзэн-буддистов.
Раймо вернулся на берег. Местный егерь Кузьмич — костлявый мужичок неопределённого возраста — по очереди обнимался с приехавшими к нему охотниками.
— Ну, теперь держись, — орал он, — Михалыч! Такая охота идёт! Чистый праздник!
— Когда мы пойдём на охоту? — поинтересовался у Жени Раймо.
— Отдохнём немного и пойдём… — почему-то тяжело вздохнув, ответил Качалов.
— Будем пить? — понял Раймо.
— Будем… — снова вздохнул Женя. Он морщился — у него от выпитого болела голова.
— Ну, что встали, как неродные? — суетился Кузьмич. — В дом, в дом проходите!..
— А баня готова? — спросил у него Сергей Олегович.
— Сейчас всё будет в полном ажуре! — пообещал егерь. — Как вас услышал — так сразу и стал готовить. Уже скоро!..
Пока прогревалась банька, мужики хозяйничали. Михалыч руководил выгрузкой надувных катеров из сарая. Женя и Сергей Олегович накачивали их. Лёва Соловейчик проверял моторы.
Раймо поручили таскать вместе с Кузьмичом воду в баню.
— Когда мы пойдём на охоту? — спросил Раймо у егеря после четвёртой или пятой ходки.
— Чего это он спрашивает? — окликнул Качалова не знающий английского Кузьмич.
— Когда, говорит, на охоту!.. — Женя из последних сил подкачивал насосом тугие зелёные борта лодки.
— Скоро! Скоро охота! — закричал Раймо, как глухонемому, Кузьмич. — Туда пойдём! — он махнул рукой в сторону заходящего солнца. — Там лосей до… Всем хватит! Лось, понимаешь?
Кузьмич попытался изобразить рога на своей голове и даже промычал что-то нечленораздельное.
— Элк? — сообразил Раймо и добавил одно из немногих знакомых ему русских слов: — Хорошо!