По телу поползли мурашки, но я отважно продолжал гнуть свою линию:
- Тогда, быть может, не нужно сдерживаться?
- Даниэль… Ты ведь и сам не понимаешь, о чём говоришь.
- Так покажи мне… - Попросил я.
И он показал. Повернулся ко мне, обвёл подушечками пальцев овал моего лица, завёл волосы за ухо. Коснулся моих губ, сначала трепетно-нежно, затем уверенней, настойчивей. Его руки прижимали меня всё крепче, а поцелуй становился всё глубже, интимней. Он гладил мою напряжённую спину, затем смело опустился на ягодицы. Я чувствовал его горячую ладонь сквозь тонкую пижамную ткань. Немного поколебавшись, он накрыл рукой мой возбуждённый член. Я не смог сдержать шумного выдоха. Одно это движение едва не заставило меня кончить. Это было волшебно, когда его рука касалась меня там. Он не торопился, я просто чувствовал его жар, его дрожь, которая передалась каждой клеточке моего тела. Описать это словами почти невозможно. Восхищение, смешанное с опасением, удивление от того, что человек может ощущать такое буйство наивысших эмоций, которые поглощают его, оставляя после себя нечто неизведанное. Очарованный и восторженный новизной чувств, оголившей все мои нервы, я забыл обо всём на свете. Для меня остался только Руслан, его руки, его тепло и бесконечное блаженство. Он касался моего члена сквозь пижаму, а я кусал его губы в ответ, понимая, что я на грани и ещё капелька и сил сдерживаться не останется. Руслан этого и добивался. Он легко сжал мою плоть, когда она запульсировала, и я стремительно кончил, вжимаясь в его руку.
Мы оба тяжело дышали, но я понимал, что он не получил разрядки. Стоило мне потянуться к его члену, как он остановил меня:
- Нет, малыш, нет…
- Почему?..
- Не сейчас, не так… Ты дрожишь, - он прижал меня к себе ещё сильней.
Простое и безмятежное счастье окутало меня словно вуалью. Под стук его сердца, оказавшегося так близко, я уснул.
***
Где-то в степях России
Работодатель позвонил. Точнее, не он, а, скорее всего, та усталая женщина, его помощница. Сказала приезжать. Снять раздражение помогла медитация. Дорогу скрасил привычный джаз.
- Почему так долго? – накинулся на него профессор. – Почти полгода!
- Я ищу, - просто ответил Кот. Другие не смогли за десятилетие.
- Ищешь?! Ты понимаешь, что он нужен мне срочно! Каждая минута промедления приближает меня к катастрофе!
Голос профессора срывался. Кот был невозмутим. Он знал, что делает всё, что может.
- Сколько тебе ещё нужно времени?
- Сложно сказать, - начал мужчина, но его насмешливо перебили:
- Сложно делать то, что я делаю! Сложно избавлять мир от рака! Сложно затормозить старение! А не найти какого-то мальчишку.
- Я работаю.
- Работает он… - Профессор зловеще звякнул чем-то металлическим в полутьме. – У тебя ещё полгода. Если не найдёшь за это время, то… Будешь моим новым экспериментом.
Глава 8
Проснулся я резко и неприятно. Просто подскочил и замер на кровати, не понимая, где я и что здесь делаю. Руслан поднял глаза от своего любимого ноутбука:
- Доброе утро.
- Доброе, - в окно светило яркое солнце. - Сколько времени?
- Почти полдень.
- Ого.
Руслан вежливо улыбнулся и вернулся к своим делам. Я потянулся и тут же ощутил кое-что неприятное: пижамные штаны прилипли к паху. Ткань просто приклеилась к коже и клеем послужила сперма. Пока он не заметил, я пулей пронёсся в ванную, заперся и минут тридцать приводил себя в порядок. Даже волосы вымыл.
На кухне меня ждал самый ужасный завтрак в мире. Овсяная каша. Даже мама знает, что я её не ем. Как впрочем, и все виды каш. Особенно пылкую ненависть я питаю к манной каше. Я раздумывал как бы осторожней сказать Руслану о своих кулинарных предпочтениях. Человек старался, кашу варил. Вроде как и не удобно отказываться. Но я не могу это съесть. Я сел на стул перед тарелкой. Руслан сел напротив и выжидательно на меня посмотрел.
- Эм, - решился я, - знаешь, я должен был тебе сказать раньше, но я не ем кашу. Никакую. Прости.
- А сегодня съешь, - обезоруживающе улыбнулся он.
- Э-э, я не могу.
- Можешь.
- Нет.
- Не советую спорить со мной с утра.
- Руслан, но я действительно не могу, - пытаюсь воззвать я к голосу разума.
- Нет такого слова «не могу», есть только «не хочу». Так что бери ложку и ешь кашу.
- Но зачем ты меня заставляешь? – было обидно и непонятно.
- Потому что никто тебя не заставляет ничего делать и это пагубно отражается на твоём воспитании? Потому что я хочу, чтобы ты съел эту чёртову кашу? Потому что это не самый плохой завтрак из возможных? Или ешь, или проваливай.
Я сидел поражённый его внезапным выпадом. Руслан слов на ветер не бросает. Он сидел ровно, ничем не выражая свою злость, разве что свою ложку погнул. Я набираю немного вязкой, остывшей массы и кладу в рот. Ничего не чувствую, кроме горечи. Он смотрит. Снова набираю каши и отправляю в рот. Меня сейчас стошнит. И я не вру. Под его пристальным взглядом съедаю ещё немного каши, давлюсь и срываюсь в туалет. Меня действительно тошнит. Этой мерзкой кашей. А Руслан равнодушно смотрит, прислонившись к стене. Я медленно чищу зубы. Плохое утро. Почему нельзя просто съесть бутерброд? Почему нужно устраивать из этого проблему?
- Успокоился? Пошли завтракать.
Мне показалось, что я ослышался. Не может он быть таким жестоким.
Меня усадили на стул. Тарелку с кашей забрали. А больше ничего и не было. Только остывший кофе.
- Ты, наверное, думаешь, что я монстр? – поинтересовался он, живо расправляясь со своей кашей. – Мне всё равно. У меня правило – на завтрак овсянка. Если тебя это не устраивает, то не оставайся на завтрак. Понятно? – я кисло кивнул. Он монстр. – Твои истерики меня тоже не устраивают. Или держи себя в руках, или до свидания. Дальше. Твои опоздания в школу. Я искренне надеюсь, что они прекратятся. Я серьёзно. Даниэль, надеюсь, что ты меня понимаешь. Твоя классная руководительница неоднократно жаловалась директору на это. Угадай, почему он до сих пор закрывает на это глаза?
Я-то догадался, но думал о другом: это нормально своего отца называть просто директор?
- Следующее. Я могу быть и нежным, но могу и иначе. Всё зависит от тебя. Когда мы вместе ты обязан выполнять всё, что я тебе скажу. Когда не вместе - тоже. Любое твоё непослушание и ты получаешь наказание. Так же напомню тебе ещё раз: если вдруг кто-либо узнает от тебя о наших отношениях, особенно твои друзья, то ты не просто пожалеешь, ты будешь жалеть об этом всю жизнь.