И тут ею овладел тихий ужас. Внутри живота зашевелилось что-то живое, похожее на свернувшегося под снегом зайца, и начало распрямляться, занимая все свободное пространство. Она увидела маленького человечка наверху, а рядом другого. Они копошились с какими-то веревочками. Только что, три-четыре минуты назад, один из них стоял рядом и казался Софочке таким большим. Отсюда он походил на лилипута из "Новых путешествий Гулливера".
Бабушка пошла договариваться с инструктором.
Это сейчас Софочка понимала, что ее все равно не допустили бы до прыжка - лет маловато, но тогда она об этом не знала, как не знала, о чем говорит бабушка с инструктором.
- Ну что, не боишься? - спросил тот.
- Она у нас храбрая, - ответила за Софочку бабушка. - Скажите, а какая тут высота?
- Двадцать шесть метров. Почти девятиэтажный дом. Как тот, во дворе которого вы живете.
Откуда чужой дядя мог знать, где живет Софа, девочка не догадалась. Ее поразило сравнение. Чтобы привыкнуть к высоте, она однажды забралась на чердак строения No 2, вылезла через слуховое окно на крышу и долго сидела без движения, убеждая себя подойти к краю и взглянуть вниз. А когда увидела внизу стол для игры в домино и четверых словно приплюснутых высотой игроков, ей стало дурно. Не столько от высоты, сколько от того, что живо представила себе хруст собственных костей.
Софочка вспомнила и крышу своего дома, и громадину дома-комода, который серым монстром нависал над их жилищем, и снова посмотрела на вышку. Дяденьки наверху все еще копошились с веревочками. У Софы обильно потекли слезы.
На этом опыт закончился. Девочку увели подальше, и она не видела, как дядя бесстрашно сиганул вниз и не разбился, а, наоборот, остался доволен и даже счастлив, потому что девушка, с которой он пришел, визжала от восторга и гордости за своего ухажера.
Софочку усадили на лавочку, купили мороженое. Девочка ела сладкое, и оно казалось ей горьким. Мама с бабушкой горячим шепотом спорили о чем-то в кустах неподалеку.
- Бабушка, а ты, когда познакомилась с дедушкой, тоже не прыгнула? спросила Софа, успокоившись.
- Не прыгнула, - призналась бабушка без смущения.
- Забоялась?
- Забоялась. Еще как. В животе знаешь что творилось?
- Знаю... И он все равно женился на тебе.
- Все равно. Наверное, если бы я прыгнула, дедушка меня никогда бы не заметил. Прыгнули все, кроме меня. А я струсила и заплакала.
- Он тебя пожалел, - убежденно сказала Софочка.
- Конечно. Пошли фотографироваться... Сейчас Софочка смотрела на ту карточку: худенькая, кожа да кости, голенастая девочка с двумя тонюсенькими косичками и грустными глазами неудавшейся парашютистки...
Она разыскала фото деда. Их было несколько. Вот он в форме со знаками различия в петлицах. На груди орден Ленина. Это за Испанию. Молодой. Тонкая ниточка усов. Кличка Рауль. Вот в кожанке и со стрекозиными очками на шлеме. Белозубый, улыбчивый. Вот уже в погонах на фоне боевой машины "аэрокобра". И везде один. Ни одной групповой фотографии. Нет, одна была. Софа вытряхнула целлофановый пакет. Вот она. Дедушка, а рядом еще четверо. Софочка спрашивала у бабушки, когда та была еще жива, почему у дедушки так мало друзей. Везде он только один. Разве его не любили? Любили, еще как любили. Он был веселый. Неужели не видно по снимкам - легкий был человек. Только когда его забрали, бабушка сожгла все фотографии, где дедушка был снят с кем-то, чтобы не навредить этим людям. Такое было время. Осталась только одна. Вот эта. К тому времени никого из тех, кто улыбался со снимка, не было в живых. Софочка точно знала, кто обнимает ее деда, - Сигизмунд Леваневский, Герой Советского Союза, погибший в тридцать седьмом во время перелета через Северный полюс.
Софочка подумала и отложила эту единственную фотографию в сторону. Может быть, Сигизмунд Леваневский фигура для чиновников? Пусть Губерман решает. Больше ничего примечательного не нашлось. Правда, бабушка говорила, что отец дедушки тоже имел отношение к авиации. Вернее, начинал он в первом в России отряде подводников и жил в Санкт-Петербурге, а к авиаторам был прикомандирован как хороший механик, всего на несколько месяцев, но никаких документов на этот счет не сохранилось. Прадедушка утонул во время ходовых испытаний нового аппарата.
Софочка сложила все обратно в пакет, захлопнула альбомы и убрала архив в шифоньер. Вся жизнь целой семьи - два альбома и пакет.
Ей очень хотелось в туалет, но она боялась столкнуться с Земфирой: не дай бог, подумает, что Софочка подглядывает или подслушивает. У Софочки был ночной горшок. Она держала его на тот случай, когда у Лехи по три дня кряду гуляли дружки и она боялась выходить. Естественно, боялась она не Леши.
Софа погасила свет, отметив про себя, что уже почти рассвело. На часах было 4.25.
Новый день, новые заботы...
Глава 23
С помощью финансистов из БЦ Красин разработал план одновременного размена тифлисских пятисотрублевок в ряде крупных банков Европы. Наведенные предварительно справки давали основания полагать, что широкого оповещения по пятисотрублевкам еще не было, но было совершенно ясно, что после размена первого же билета соответствующие меры будут приняты и тогда остальная сумма (100 тыс. рублей) потеряет всю ценность. Мобилизовали большевистскую молодежь, и в первых числах января 1908 г. были сделаны одновременные попытки размена в банках Парижа, Женевы, Стокгольма, Мюнхена, Берлина, Лондона, Антверпена и др. Все они закончились провалом. Газеты запестрели сенсационными заголовками, но настоящая причина неудачи вскрылась только после революции; ставленник Ленина в финансовой группе Житомирский (Отцов) с 1903 г. стал еще и главным осведомителем парижского отделения охранки по большевикам. Через него Департамент полиции был в курсе всех финансовых махинаций БЦ и, естественно, такого крупного дела, как сбыт награбленных группой Камо-Петросяна денег. Перед лицом европейской демократии большевики оказались заляпаны таким количеством и качеством грязи, что, казалось, вовек не отмыться. Пришлось срочно собирать конференцию и выступать, как это ни горько, с осуждением своих же товарищей. Парадокс - люди, отдавшие приказ, бичевали подчиненных, этот приказ исполнивших".
Дым Дымыч дочитал страницу, исписанную крупным, почти ученическим почерком и положил к остальным.