Софочка сложила все обратно в пакет, захлопнула альбомы и убрала архив в шифоньер. Вся жизнь целой семьи - два альбома и пакет.
Ей очень хотелось в туалет, но она боялась столкнуться с Земфирой: не дай бог, подумает, что Софочка подглядывает или подслушивает. У Софочки был ночной горшок. Она держала его на тот случай, когда у Лехи по три дня кряду гуляли дружки и она боялась выходить. Естественно, боялась она не Леши.
Софа погасила свет, отметив про себя, что уже почти рассвело. На часах было 4.25.
Новый день, новые заботы...
Глава 23
С помощью финансистов из БЦ Красин разработал план одновременного размена тифлисских пятисотрублевок в ряде крупных банков Европы. Наведенные предварительно справки давали основания полагать, что широкого оповещения по пятисотрублевкам еще не было, но было совершенно ясно, что после размена первого же билета соответствующие меры будут приняты и тогда остальная сумма (100 тыс. рублей) потеряет всю ценность. Мобилизовали большевистскую молодежь, и в первых числах января 1908 г. были сделаны одновременные попытки размена в банках Парижа, Женевы, Стокгольма, Мюнхена, Берлина, Лондона, Антверпена и др. Все они закончились провалом. Газеты запестрели сенсационными заголовками, но настоящая причина неудачи вскрылась только после революции; ставленник Ленина в финансовой группе Житомирский (Отцов) с 1903 г. стал еще и главным осведомителем парижского отделения охранки по большевикам. Через него Департамент полиции был в курсе всех финансовых махинаций БЦ и, естественно, такого крупного дела, как сбыт награбленных группой Камо-Петросяна денег. Перед лицом европейской демократии большевики оказались заляпаны таким количеством и качеством грязи, что, казалось, вовек не отмыться. Пришлось срочно собирать конференцию и выступать, как это ни горько, с осуждением своих же товарищей. Парадокс - люди, отдавшие приказ, бичевали подчиненных, этот приказ исполнивших".
Дым Дымыч дочитал страницу, исписанную крупным, почти ученическим почерком и положил к остальным.
Семен Семенович тщательно набил трубку легким виргинским табаком и откинулся в кресле. Он все время наблюдал за мимикой Воронцова, но лицо того было каменным.
- Знаешь, Семен Семенович, я тут недавно прочитал любопытный факт. Как ты думаешь, какая мышца человеческого тела больше всего находится в работе? спросил Воронцов.
- По идее, должно быть, мозговая.
- Я с тобой серьезно, а ты... Мышца языка. Вот вы исследуете, исследуете, пишете, пишете, но все про старье. Кому оно нужно? Детям? Нет. Внукам? А им-то зачем? Учиться на ошибках? Зачем там копаться, когда взял в руки газету и читай внимательно. Кругом столько всего творится. Беззаконие, безалаберность, пустозвонство. И над все этим царит хаос! А откуда он проистекает? Первое - от жажды денег, второе - от жажды власти, третье - от того, что всем на Россию наплевать. Дефицит порядочных людей... А вы говорите Ленин, Красин, Литвинов... Да несть им числа и сейчас. Вашу бы энергию, да в мирных целях... Осадить бы трепачей, которые божатся на рельсы лечь, если что не исполнят. Иди и ложись, коль слово не сдержал. Так нет, им ссы в глаза - все божья роса. Еще и в телевизор лезут попасть... Тьфу, честное слово!
- Мы с тобой этот разговор бесконечно ведем. И я уже отвечал на твой вопрос зачем. Повторяться не буду. Давай настоечки выпьем? Говорят, старики ложатся рано и встают с петухами, а мне в последнее время что-то совсем не спится. Наверное, скоро уже на погост.
- Что ты такое говоришь, Семеныч, мы еще пивка с раками попьем. Одно хорошо в державе стало: пива залейся, и замечу - очень даже неплохое встречается. Так где, ты говоришь, настоечка?
- В буфете, милейший Дмитрий Дмитриевич. Не затруднит?
- С превеликим удовольствием.
И Дым Дымыч, разом помолодевший - взглянешь - козелком поскачет, подрыгивающей походкой скрылся на кухне.
- Облепиховая. С Алтая сын одного моего коллеги, ныне покойного, прислал, - объяснил Краузе, разливая желто-розовую жидкость по рюмкам.
- Ты, Семен, говорят, с самим Ферсманом работал, так, может, это фигура.
- Да ну - работал. Студент-практикант и академик, разве можно сравнивать. Я на Кольском по бокситам в его экспедиции был. Для геологов он, конечно, и величина, а для чиновников - никто. Да и в Калачковском он никогда не бывал. Ты мне лучше скажи, как у тебя? Не чай же пришел пить в час ночи.
- А что - у меня? Вся жизнь как открытая книга. Никогда ничего не утаивал. Из крестьян. Отца моего вы знаете. Дед Тамбовской губернии, Темниковского уезда, а про тех, кто дальше, ничего не знаю. Полез на чердак в нашу семейную клетку - и вот нашел. Ума не приложу, зачем отец их хранил.
Дым Дымыч протянул Краузе десятка два открыток, кокетливо перевязанных шелковой ленточкой. Ткань выцвела, и теперь невозможно было определить ее цвет. Семен Семенович развязал ленту и веером разложил открытки по столу. Почти все они были написаны по-французски, но попадались весточки и по-русски. Адресов отправителей было несколько, но все с юга Франции, а вот получатель - один и проживал он в Калачковском переулке в собственном доме Воронцова.
Краузе снял очки и потер глаза:
- Я не силен во французском, но одно могу сказать точно - это зацепка. Дождемся утра - и тогда привлечем к переводу или Сашеньку Агееву, или Софочку.
- А Софочка?..
- У нее бабушка прекрасно знала четыре языка. Наверняка внучку натаскивала... А пока присмотримся. Дай-ка мне лупу...
Краузе придвинул настольную лампу поближе и склонился над открытками. На первой был изображен общий вид бухты со стоящими на рейде кораблями. На переднем плане - прогулочные яхты, лес мачт. В левом углу - тщательно подретушированный кипарис и вьющаяся мимо него вниз тропинка. Бывший геолог перевернул открытку и стал разглядывать почтовый штемпель. Ему хотелось узнать дату отправления и дату получения.
- Поразительно. Из Ниццы до Пречистенской почтовой части за неполную неделю, - восхитился Краузе и принялся за вторую открытку. На ней был Марсельский торговый порт, о чем говорила надпись в виньетке. Судя по числу на штемпеле, на доставку ушло столько же.
Воронцова не интересовала работа почтовых ведомств. Ему не давало покоя сходство фамилий. Отец никогда не говорил ни о каких родственниках за границей. Да и откуда им взяться, если из крестьян...
Третью открытку отправили из Монпелье. Создавалось впечатление, что отправитель или отправительница свободно кочует по всему югу Франции. Краузе взялся изучать почерк.
- Ты знаешь, Дмитрий Дмитриевич, я не графолог, но и мне очевидно, что отправителей двое, - мужчина и женщина. Видишь, здесь как бы основной текст и оставлено место для приписки. А вот приписка. Почерк другой. Рубленый, с четким наклоном. Буковка к буковке. Как будто военный приказ написан. Ни одной завитушки.
- Бог с ними, с завитушками. Меня другое интересует - кому адресовано. И почему отец хранил их и никому ни слова?
- Что ты еще знаешь о своем происхождении?
- Ничего. Дед с семьей пришел в Москву как погорелец. У них весь уезд выгорел. Ни документов, ни имущества... Как-то здесь устроился на поденную... Отец во всех документах так указывал.
- Милейший, деда вашего я не знал, а вот батюшку очень даже хорошо. Уверяю, он хоть и старался быть незаметным тружеником ОРСа и говорил, что образование получил только благодаря недоразумению, однако бухгалтерию знал лучше своего начальства. До сих пор удивляюсь, как это ОГПУ пропустило его. Может быть, неграмотному начальству выгодно было прикрывать толкового работника, тащившего весь воз документации на своих плечах?