Сейчас это было не так весело. Я скользил к краю обрыва, и у меня не было возможности ни затормозить, ни даже ухватиться за что-нибудь… Моя попытка снова схватить спасительную лиану, не увенчалась успехом. Испачканные в глине пальцы лишь слегка скользнули по гибкой, но такой крепкой ветке, и я потеряв опору под собой стремительно рухнул вниз.
О*уенное ощущение. Для передачи его, больше всего подойдёт англоязычное «вау», но ближе по смыслу, всё-таки, наш русский «пи**ец».
* * *
Говорят, что перед самой смертью, прямо перед глазами быстро-быстро проносится вся жизнь. Что-то я такого в прошлый раз не видел ни хрена. Хотя, я вроде бы и не умер. Нет… Там-то, во дворе старого дома, конечно, мы с Лёхой получили по контрольному выстрелу в голову, и наверняка отдали богу душу. Но, как видно, наши души не пришлись ему по сердцу, и нас направили сюда. Хотя там наши тушки всё-таки прекратили свою земную жизнь и умерли. Но мы-то с ним оказались здесь. Я не знаю, может это какой-то филиал ада. А может просто мы не в ту комнату зашли, и нас по обычаю каких-нибудь индусов направили на реинкарнацию. Но раз мы с ним здесь, значит… Ни фига это не значит. Это вообще какая-то ненаучная фантастика. Но факт есть факт.
Но теперь-то, сорвавшись в пропасть, я должен или попасть куда-нибудь в другое место и снова отправиться не перерождение. Жаль, что больше не увижу Лёху, Анечку, Маринку…
Хотя, не исключён вариант, что сдохну окончательно. Это у кошки, по неподтверждённым наукой фактам, девять жизней. Но я-то не кошка. И даже не кот… Хотя, если судить по моим амурным похождениям этим летом, в коты я вполне сгодился бы. Но, нет. В кота перерождаться я не хочу. Потому что никакого желания нет вылизывать свой собственный зад и лакать молоко из блюдца…
* * *
А я бы сейчас с удовольствием чего-нибудь попил бы. Даже согласен, чтобы это была просто вода. Я согласен даже лакать её из блюдца. Лишь бы было побольше…
Пить хочется со страшной силой. Во рту суше, чем в пустыне Атакама. Хотя говорят, что именно там самое сухое место на Земле. Нет. Сейчас самое сухое место на земле — это мой рот.
Но тут явно что-то не сходится. Если я умер, то откуда такая нестерпимая жажда? А это значит, что я не умер… Тогда почему мне так тяжело дышать?
* * *
Хорошие сумки шьют для американских военных. И ткань у них крепкая, что-то вроде тонкого брезента. Вот именно такой полубрезентовый ремень от сумки и давит мне на грудь. Мешая свободно дышать. А я висю… Или вишу… Да, нет. Скорее всего правильнее сказать, что я повис на своей же сумке, зацепившись ею за ветки торчащего из скалы небольшого деревца. Я это обнаружил, когда немного пришёл в себя. Всё тело болело от ушибов о ветки деревца, некоторые их которых я обломал своим телом, когда летел вниз. Но я был жив, а это сейчас самое главное… А теперь надо подумать, как выбраться из этой передряги с минимальным ущербом для себя. Только бы ветка не обломилась, да сумка не порвалась…
Интерлюдия 1.
Трудно было определить возраст человека, который не спеша шёл по следу. Вроде бы молодой, но… Вот именно «но». Слишком серьёзный взгляд, слишком неторопливые выверенные движения. Мягкая, почти кошачья походка. Казалось, что он скользит над землёй, не оставляя на ней своих следов. Зато чужие следы он прекрасно «читал» на земле.
Среднего роста, широкоплечий парень чуть старше двадцати лет, явно индейского происхождения. На это указывали длинные тёмные волосы, широкие скулы и немного орлиный нос. И, конечно, его одежда. Это не было карикатурно-голливудским индейским одеянием. Никаких там перьев на голове и прочих ярких атрибутов «настоящего индейца». Но его кожаные куртка и штаны явно были сшиты не на фабрике. Да и мягкие мокасины на ногах, тоже мало напоминали фабричную обувь. Лишь ружьё за спиной было заводского изготовления.
Несколько трупов, обнаруженные им возле повреждённого джипа он уже осмотрел, и примерно представлял, кто и куда стрелял. Он даже сообразил, что один из участников битвы ушёл.
Ну а дальше, на дороге, в самом её узком месте ещё шесть трупов. Все в военной форме. Звери уже успели попробовать на вкус человеческое мясо. И даже сейчас чёрные птицы продолжали лакомиться падалью. Но это было не так важно. Важнее были следы, которые снова ему рассказали, что и как тут произошло. И опять, один человек ушёл с поля боя. Ушёл победителем. И следопыт пошёл за ним.
Но далеко пройти ему не получилось. Дорогу перекрывал завал из глины, камней и обломков дерева. Опытный охотник не стал преодолевать возникшее препятствие. Он пошёл в обход.
Обойдя по большой дуге последствия грязевого потока, он опять вышел на бывшую дорогу. Следов тут не было. Всё было покрыто свежеподсохшей глиной. Поднявшись повыше в горы, следопыт стал спускаться вниз вдоль дороги, внимательно осматривая всё по обе стороны. Не мог человек, убивший столько врагов, исчезнуть бесследно. А если след есть, то он его обязательно отыщет.
Следы нашлись. Причём их было так много, что тут пришлось задержаться надолго. Картины того, что здесь происходило вставали перед глазами опытного следопыта, как будто он сам всё это видел.
Камень перед небольшой пещерой за последнее время двигали не один раз. Сперва большая вода с глиной сдвинула его с места, и он прикрыл собой вход в пещеру, но тем самым не дал грязевому потоку проникнуть туда внутрь. А там в пещере долгое время был тот, кто убил всех тех людей на дороге. А потом человек изнутри долго пытался отодвинуть этот камень, чтобы выбраться наружу. Следопыт оценил величину и вес камня на глаз. Впечатляло. Камень большой и тяжелый.
Обнаружив в пещере несколько погнутых винтовок, он понял, как незнакомцу удалось сдвинуть валун в сторону. Но даже при помощи этих подручных средств, это было серьёзной работой, потребовавшей от пленника пещеры неимоверных усилий.
Вещи, оставленные неизвестным, следопыт трогать не стал. Если человек ещё жив, он сам вернётся за ними. А если погиб, то сюда можно вернуться и после.
Дальнейшие следы привели охотника к обрыву. И он даже поверил, что человек, по следам которого он сюда пришёл, погиб. Осторожно, держась за лианы, следопыт заглянул за край, и первым делом увидел внизу разбитую машину. И лишь потом обнаружил человека, который молча висел на ветках, растущего из скалы небольшого деревца.
Начало сентября. 1974 год.
США. Штат Монтана. Где-то в горах…
Александр Тихий.
Попытка хоть как-то исправить своё положение не увенчалась успехом. Особо сильно шевелиться я не хотел, ибо не уверен в прочности сумочного ремня и ветки, за которую он зацепился. Кое-как удалось немного изменить положение тела. Так мне стало удобнее дышать, и ремень уже не давит на подмышку так сильно.
Ну а дальше что? Да, ничего… Продолжаю висеть, как сарделька. Разглядываю окрестности, любуюсь пейзажами. Красота неописуемая. Хотя я, несмотря на мучающую меня жажду, сейчас бы с удовольствием эти живописные пейзажи описал бы. Ну, в смысле, окропил бы помаленьку.
Вот как в одном живом организме могут одновременно присутствовать сразу два таких противоречивых желания? Должен же быть какой-то водный баланс, что ли? А то и то, и другое сразу… Блин.
Всё-таки мне, каким-то образом, удалось, одной рукой, справится хотя бы с частью проблемы. Представляю, как я сейчас смотрюсь со стороны. Болтаюсь над пропастью, как писающий мальчик на фонтане в Брюсселе. Надеюсь, если меня кто-нибудь сейчас увидит, то хотя бы не осудит. Ведь это выглядит так по-европейски. Хотя тот мальчик на фонтане забрался, чтобы сделать свои мокрые дела не так высоко, как я.
Жаль, что жажду не удастся удовлетворить так просто. Если, конечно, вдруг снова не пойдёт дождик. Но повторение недавно прошедшего ливня меня тоже не устраивает. Новый поток глины и всякой грязи снесёт меня с моей веточки, и полечу я в тартарары вверх тормашками. Лететь недалеко, метров двадцать, не больше. Но я думаю, что мне за глаза хватит, чтобы разбиться вдребезги и «пораскинуть мозгами» в прямом, а не в переносном смысле. Блин. Что со мной. Я тут на грани, а пробивает на «хи-хи». Лечится пора, у психиатра, или как он тут у них называется…