— Бывает.
— Вот! А я с Гришей жизнь прожила! Разводиться? Было уже... Расходились мы из-за этой его блажи дурацкой. Я из больницы с сердцем своим не вылезала, он чуть в петлю не полез... Может, тебе и смешно это покажется, но жизни друг без дружки для нас нет. Вот и бейся головой об стену! — Галина Прокофьевна всхлипнула, вытерла слезы и вздохнула: — Он мужик. Ему и решать!
Дорис помолчала и спросила:
— Галина Прокофьевна, а почему у вас шлем кожаный на стене висит?
— Шлемофон, — строго поправила Галина Прокофьевна. — И ларинги. Гриша повесил. На память.
— О ком?!
— Да что ты?! — вскинулась Галина Прокофьевна. — Живой, слава богу! Это его шлемофон. Григория. Летчик он!
Дорис молча кивнула головой, боясь, что голос выдаст ее, как можно спокойней сказала:
— А я-то думаю, что это за самолетики на полке стоят!
— Да его это самолеты! Его!.. — чуть не в голос вскрикнула Галина Прокофьевна. — Летал он на них. Будь они прокляты!.. — И громко, взахлеб, не в силах больше сдерживаться, зарыдала.
Такого прокола за все годы службы у Лаврикова не было.
Довериться какой-то справке из ЖЭКа и не удосужиться съездить на место работы этого Спицына, поднять его личное дело, проверить все данные. Да узнай он тогда, что Спицын — бывший летчик, из военкомата бы не вылезал, изучил бы его послужной список от корки до корки, наизусть выучил бы номера частей и фамилии командиров, знал бы наперечет всех его дружков и недругов, все типы самолетов, на которых он летал! А теперь вот стоит перед столом Курнашова и боится поднять глаза.
Не он сообщил подполковнику эту новость, не ему было поручено перепроверить ее и подтвердить необходимыми документами, сделано это другими, а он явился по вызову, ждет приказаний, но подполковник, словно старшего лейтенанта нет здесь и в помине, углубился в лежащие перед ним справки. Выругал бы последними словами, все легче было бы! Но такого не дождешься! Никто еще не слышал, чтобы подполковник на кого-нибудь из подчиненных повысил голос. Майор Савельев тоже в упор его не видит! Сидит у стола рядом с Костровым и ждет, когда подполковник изучит документы. А мог бы посочувствовать. Как ни крути, а вы мой непосредственный начальник, товарищ майор! Должны были подсказать ученику, как в таких случаях поступают. Но если честно, то бочку ему катить не на кого! Сам кругом виноват! Учили, дурака, не один раз: проверь, перепроверь, подтверди независимыми друг от друга информациями, еще раз проверь и только тогда докладывай. Так нет! Получите справочку: инженер-электрик объединения «Птицепром». А он летчик! Бывший не бывший — роли не играет. Летать не разучился!
— Не стойте столбом, старший лейтенант! — услышал он голос подполковника. — Свет застите. Сядьте!
Лавриков был рад и этому — все-таки его заметили — и сел с края стола.
Курнашов еще раз перелистал сколотые машинописные листы, снял очки и, словно бы ни к кому не обращаясь, а на самом деле приглашая порассуждать сообща, сказал:
— Последняя его должность в ВВС — старший штурман полка. Отсюда, очевидно, и карты на письменном столе, и навигационная линейка. Так?
— По всему выходит, так, — согласился Савельев.
— Но после этого Спицын полтора года летал на линиях гражданской авиации. Пилотом. Полтора года! — Курнашов поднял палец, требуя внимания. — Потом переучивался, получил другую специальность, работал. Почему же теперь карты на его столе?
— Да... — задумался Савельев. — Шлемофон и ларинги — это понятно. Память! А вот карты... — И навигационная линейка! — напомнил Костров.
Савельев кивнул, давая понять, что не забыл об этом, и продолжал рассуждать вслух:
— Полетные карты летчики обязаны сдавать после каждого вылета. Кроме того, карты эти со всеми нужными обозначениями, с проложенным курсом. Работать над ними с линейкой? Не вижу смысла!
— Следовательно? — выжидающе смотрит на него Курнашов.
— По прямой логике — карты свежие, недавно приобретенные, — решительно говорит Савельев. — И прокладывается на них новый, неизвестный нам курс.
— Зачем? — опять поднял голову Курнашов. — Своего рода ностальгия? Воспоминания о прошлом, воображаемые полеты, тоска летчика по небу? Возможно такое?
— В принципе возможно, — согласно кивнул головой Савельев. — Но в данном случае...
— Что замолчали? Продолжайте! — сощурился Курнашов.
— Было бы возможным, если бы не операция «Свадьба» и все, что нам о ней известно, — заключил Савельев.
— Предполагаете использование Спицына по бывшей его профессии? — спросил Курнашов.
— Да, — твердо ответил Савельев. — Поэтому его Конспиративная кличка — Шофер. Обратите внимание, даже в разговорах между собой они избегают называть его летчиком. Только Шофер! Оберегают от любых подозрений.