— Брось наган, Тихонов! — приказал Коптельцев и, опережая выстрел, рванулся в сторону, потом к Тихоньке и, падая рядом с ним, изловчился и сбоку ударил дулом своего пистолета по руке Тихоньки, держащей наган. Подоспевшие Юрский, Дубовцев, Бычков и Метистов заломили Тихоньке руки за спину, подняли с земли и почти на весу потащили к стоящей за деревьями машине. Коптельцев отряхнул ладонями полы пальто, сунул в карман пистолет и сердито сказал:
— Вот так!.. Как говорится, кончен бал, гасите свечи!..
...От выпавшего ночью первого снега Дворцовая площадь казалась еще просторней, снег не таял, лежал пушистым белым ковром, и только под аркой Главного штаба темнела полоса мостовой. Хельга подошла к подъезду Управления милиции, подхватила в левую руку узелок со съестным, стянула зубами варежку и, отряхнув с себя снег, открыла тяжелую дверь.
— Опять явилась? — нахмурился дежурный. — Сказано тебе: не разрешается ему передач, пока в КПЗ сидит. Переведут в изолятор, тогда и носи на здоровье!
— Изолятор — это что? — подняла брови Хельга. — Больница?
— Тюрьма это, а не больница, — усмехнулся дежурный. — А пока у нас на казенке перебьется.
— А казенка — это что?
— Казенка и есть казенка! — снисходительно объяснил дежурный. — Харчи казенные. От казны, значит... От государства!
— Если от государства, ладно, — успокоилась Хельга. — Сыт он тогда.
— Сыт не сыт, а с голода не умрет, — хмыкнул дежурный и прикрикнул: — Все! Кончай разговоры! Не положено тебе здесь находиться!
— Кричать-то зачем? — оглядела его с ног до головы Хельга. — Не больно большой начальник! — Повернулась и вышла.
Опять пошел снег, и, хотя вокруг было белым-бело, в окнах управления горел свет. Хельга стояла запрокинув голову, прижав к груди узелок, и, жмурясь от летящих в глаза снежинок, смотрела на освещенные окна.
Свет горел и в кабинете Бычкова. Настольная лампа была сдвинута к краю стола, на расстеленной газете стояли медный чайник, два стакана, тарелка с бутербродами. По одну сторону сидел Бычков, по другую, чуть поодаль, сгорбился на стуле Колька.
— Что сидишь, как в гостях? — подлил кипятку в свой стакан Бычков. — Придвигайся к столу. Ешь, пей!
— Вы меня из камеры выдернули чаи гонять? — усмехнулся Колька.
— А чай разговору не помеха, — отозвался Бычков. — Веселее вроде!
— За кусок сахара покупаешь? — хмуро глянул на него Колька.
— Какая тут купля-продажа: — искренне удивился Бычков. — Я не цыган, ты не кобыла!
— Что не кобыла — факт! — дернул плечом Колька.
— А я об чем? — улыбнулся Бычков. — Кобыла — это Васька Егоров, а ты — Колька Полетайка. Фамилии вот не знаю, извини!
— Бесфамильный! — ухмыльнулся Колька. — Зря стараешься, начальник. Не будет разговора.
— Тогда давай на пальцах. Как Тихонька с Тойво, — предложил Бычков. — Или тебе такие неизвестны?
— Иди ты знаешь куда? — огрызнулся Колька.
— Лаяться-то зачем? — огорчился Бычков.
— А я как собака! — с вызовом посмотрел на него Колька. — Признаю одного хозяина. На других лаю. Могу и укусить!
— Ты не бешеный случаем? — озабоченно спросил Бычков. — А то зря уколы делать неохота!
— Веселый ты, начальник! — недобро протянул Колька. — Или всех воров переловил?
— На мою голову хватит! — серьезно ответил Бычков.
— Во-во! В самую точку!
— Никак ты мне угрожаешь? — с интересом взглянул на него Бычков. — Я не таких, как ты, вязал. И ничего, жив! Ты лучше расскажи, как ювелирные брал.
— Вона что вы мне мажете! — хмуро покосился на него Колька.
— Не брал, скажешь? — прищурился Бычков.
— Докажите.
— Докажем. Один был? Или с Тихонькой на пару работали?
— Не знаю такого.
— Ну, Коля! — развел руками Бычков. — Несерьезно. Вместе вас взяли-то!
— А я к девчонке пришел, — упрямо вскинул голову Колька. — Кто там у хозяина в гостях был, меня не касается.
— Очную ставку хочешь? — спросил Бычков.
— Давайте.
— С кем? С Хельгой?
— Хельгу не трогайте! — блеснул глазами Колька. — Ни при чем она!
— А ты, выходит, при чем, — усмехнулся Бычков. — Молчишь? Смотри, парень!.. Тихонов твой по уши увяз. А ты хочешь главной фигурой выступать? Из подельщика в организаторы лезешь? Тихонова отмазываешь? Не выйдет!.. Будешь говорить?
— Бумагу давайте, — помолчав, сказал Колька.
— Другое дело! — Бычков открыл ящик стола, положил перед Колькой бумагу, карандаш: — И давай по-честному! Где? Когда? С кем? Про чай не забывай, стынет!..
Бычков вышел из кабинета и зашел в соседнюю комнату, где обычно работали Метистов, Васильев и Чистяков. Никого из них на месте не оказалось. Бычков вспомнил, что Толя Васильев и Саша Чистяков отрабатывают связи Тойво, а Коля Метистов уехал с Коптельцевым и Юрским в тюремную больницу допрашивать Тихоньку. Сейф был заперт, на столах ни единой бумажки. Бычков подергал ящики столов и удовлетворенно хмыкнул: порядок был полный. Он подошел к окну и глянул вниз, на площадь. У края панели, у фонарного столба, стояла Хельга. Снег лежал у нее на плечах, на шапочке, — чтобы стряхнуть его, она, как лошадь, отгоняющая слепней, мотала головой, и концы ее шарфа болтались из стороны в сторону. Бычков вышел из комнаты, прошел в конец сводчатого коридора, в помещение дежурного по управлению, спросил, нет ли новых распоряжений от Коптельцева, и, услышав, что прежняя договоренность остается в силе, взглянул на часы и заторопился в свой кабинет. Колька сидел откинувшись на спинку стула и безучастно смотрел в потолок.