— Вот ты все дела по несовершеннолетним ему и передай, — сказал Коптельцев. — И будет у нас отдел по борьбе с детской преступностью. Звучит, а? Как, Виктор Павлович? Не возражаешь?
— Давно пора! — подсел к столу Бычков. — А то пацанье по разным бригадам болтается, возиться с ними никому неохота, сбагривают всех подряд в детколонию!
— Что значит «сбагривают»! — нахмурился Коптельцев. — По-твоему, пусть по чердакам болтаются и воруют по мелочи, пока до крупняка не докатятся? Как этот твой... Полетайка! Фамилию так и не установили?
— На экспертизе назвался Яковлевым, — ответил Бычков. — Думаю, темнит.
— Еще как темнит! — сердито кивнул Коптельцев. — И сколько же ему лет по экспертизе?
— От четырнадцати до шестнадцати, — пожал плечами Бычков. — Предположительно, конечно.
— У него уточнять не пробовал? — допытывался Коптельцев. — Где родился? Когда?
— Молчит, — покачал головой Бычков. — А установочных данных никаких. Нигде не проходил.
— Потому и молчит, — усмехнулся Коптельцев. — Кражи в ювелирных, конечно, не признает?
— Нет. Ни в паре с Тихоновым, ни в одиночку, — вздохнул Бычков. — И припереть его нечем!
— Так... — задумался Коптельцев. — С Тихоновым закруглились, Петр Логвинович?
— Материал у прокурора, — ответил Юрский. — Утвердит — и в суд. Свое Тихонов получит!
— Что с пацаном думаешь делать? — обернулся Коптельцев к Бычкову. — В детколонию?
Бычков кивнул и задумчиво сказал:
— Рисует он прекрасно...
— Что-что?! — удивленно переспросил Коптельцев.
— Его бы в хорошие руки — художником может стать... — продолжал Бычков. — А Игорь Соколов плавать мечтает... На паруснике!
— Ты это к чему? — недоуменно смотрел на него Коптельцев.
— Да к тому, что дети они еще, Александр Алексеевич!
— Дела зато у них взрослые, — опять нахмурился Коптельцев.
— Потому что взрослые уголовники за ними стоят, — не успокаивался Бычков. — На самолюбии мальчишеском играют, на азарте, на том, что по краю ходят! А пацанье на ложную эту романтику, на дурь эту воровскую, ох как падки! А мы что им взамен? Детдом, колонию? А там шкрабиха в очках им книжки занудные вслух читает!
— Все! — махнул рукой Юрский. — Сел на своего конька. Теперь не остановишь!
— Погоди, Петр Логвинович... — собрал лоб в морщины Коптельцев. — Ты против книжек, что ли?
— Да не против я книжек! — горячился Бычков. — Я за то, чтобы они людьми себя начали чувствовать. Делом занялись!
— В детколонии мастерские есть, — опять вмешался Юрский. — Не дело, по-твоему?
— Точит пацан гайку, а для чего она предназначена, не знает! — взорвался Бычков. — Неделю точит, другую... Плюнет и финку смастерит. И через забор к старым дружкам!
— Ни охраны, ни режима. Вот и бегут! — сказал Юрский.
— Ну, нам колонию передадут. И что будет? Зону оградим, часовых на вышки поставим, — возразил Бычков и, помолчав, добавил: — Дети ведь... Будущее наше... Дзержинский еще об этом говорил!
— Спасибо, напомнил! — Коптельцев, стараясь, чтобы этого не заметили, потер ладонью левую сторону груди. — Я с Феликсом Эдмундовичем работал, между прочим!
— Тем более! — запальчиво сказал Бычков и осекся: — Извините.
— Ничего, бывает, — кивнул ему Коптельцев. — Чего же ты все-таки добиваешься? А, Бычков? Конкретно, как говорится?
— Увлечь их чем-то нужно! Уводить с улицы! — заметно волнуясь, продолжал Бычков. — Вместо драки — бокс, борьба. Рисовать любишь — рисуй на здоровье! Вот тебе краски, кисти, холст. Под парусами мечтаешь ходить — парусному делу обучайся! Лагерь бы организовать. Спортивный, что ли... И чтобы они его своими руками строили! Каждое бревно чтобы сами перетаскали, каждый гвоздь бы вбили!
— Гвоздь они тебе вобьют, — жестко сказал Юрский. — В гроб.
— Брось, Петр Логвинович! — поморщился Коптельцев. — Не отпетое же ворье!
— Разные попадаются, — нахмурился Юрский.
— Вот, вот! — подхватил Бычков. — А мы их всех под одну гребенку. Наголо! Я на заводе с ребятами говорил. Помогут.
— Лагерь такой, конечно, хорошо бы... — задумался Коптельцев. — Но пока это только мечта, как говорится. Твои, Бычков, педагогические теории. На лодочке под парусами — это прекрасно! А как быть с госценностями из ювелирных? Возвращать государству их нужно или как?
— Кто же спорит? — пожал плечами Бычков. — Нужно, конечно.
— А где они? — сдвинул брови Коптельцев. — Где, я вас спрашиваю? Художник твой кражу не признает. В скупках и комиссионных — ничего! В частных руках осели? Где? У кого? Растаяли, как говорится? Как дым, как утренний туман?
— Должны где-то всплыть, — попытался успокоить его Юрский.