— До весны в этом клоповнике сидеть — от скуки загнешься! — осмотрелся Полетайка.
— В картишки можно!.. Выпить по малости! — возразил Кононов. — Грошей только нет.
— Гроши — что?! — дернул плечом Полетайка. — Навоз! Сегодня нет, а завтра воз! Ребята деловые есть?
— Человек пять наберется, — подсчитал Кононов.
— Всего-то?! — удивился Полетайка. — Вас же вон сколько!
— Мелочь пузатая! — отмахнулся Кононов, подошел к окну, подышал на стекло, протер его рукавом. — Погляди!
Полетайка посмотрел вниз. На заснеженном дворе, окруженный мальчишками, гонял мяч Бычков. Хмуря брови, Полетайка смотрел, как азартно носилась по двору мальчишеская орава, как кинулся в ноги Бычкову вратарь — мальчишка в женской вязаной кофте, а Бычков обвел его и пробил по «воротам» — в промежуток между двумя кучами бушлатов и телогреек.
— Тьфу! — сплюнул Полетайка. — Смотреть противно!
— А я про что? — ухмыльнулся Кононов. — Ходят за этим опером, как марафету нанюхались! А он их на понт берет. Про лагерь какой-то долдонит!
— Про какой еще лагерь? — нахмурился Полетайка.
— Вроде как у физкультурников... — пожал плечами Кононов. — Борьбой будут заниматься, боксом... Заливает, а они, дурачки, уши развесили!
— Я им без бокса рожи начищу! — пробурчал Полетайка.
— Опера бы этого проучить, — хихикнул Кононов. — Больно въедливый!
— И опер свое получит, — мрачно сказал Полетайка и, помолчав, добавил: — У меня с ним свои счеты!
Ни обедать, ни ужинать Полетайка не пошел. Лежал на койке, смотрел на облупившийся потолок и о чем-то думал. Вечером сжевал принесенную Кононовым краюху хлеба и сказал:
— Собирай свою кодлу. Дело есть!
...Магазин был разгромлен. Растоптанные плитки шоколада лежали на полу в пахнущей спиртом луже, повсюду были раскиданы разбитые бутылки, банки с консервами и компотом, из вспоротых мешков высыпались крупа и сахар, их заливал рассол из опрокинутой бочки с огурцами.
Завмаг — немолодая женщина в стеганой безрукавке и шапке-ушанке — то кидалась к мешкам с крупой, то пыталась подбирать с пола плитки шоколада, ее останавливали, и она, присев на табурет, стоящий посреди магазина, растерянно повторяла, глядя на сосредоточенно работающих оперативников:
— Ну война, я понимаю... Пожар, понимаю... Землетрясение... Наводнение... А это что? Не понимаю!
— Разберемся, Надежда Васильевна, — хмурясь, успокаивал ее Бычков. — Выручка в магазине оставалась?
— Сдали, слава богу! — оглядывала она разгромленный магазин. — Как Мамай прошел! Всё испакостили!
— Виктор Павлович! — окликнули Бычкова из глубины магазина.
Бычков, осторожно ступая, прошел за прилавок. Спросил у Васильева:
— Есть что-нибудь?
— Вот! — Васильев кивнул на пустую бутылку из-под водки, стоявшую под прилавком. — Распивали на радостях.
Бычков поднял бутылку за горлышко, посмотрел на свет.
— Больше ничего нет? Стакана или кружки?
— Нет! — покачал головой Васильев. — Из горла тянули. А вот закуска. — Он протянул Бычкову грубо вспоротую ножом консервную банку.
Бычков осторожно осмотрел ее, поставил рядом с бутылкой.
— Экспертам передай.
— Работки им — будь здоров! — кивнул на груду разбитых бутылок Васильев. — Все осколки на отпечатки проверять. Надо же сколько нагрохали! В дым напились, что ли?
— Не похоже, — задумался Бычков. — Кто в подсобке?
— Ананьев с Чистяковым, — ответил Васильев. — Проломчик там хитрый!
Бычков прошел в подсобное помещение магазина, где работали его помощники.
— Что у вас? — спросил он у Ананьева, стоящего на коленях у наружной стены подсобки.
— Поглядите, Виктор Павлович, — передал ему фонарик Ананьев. — Под нижней полкой, сразу не угадаешь!
Бычков лег на живот и только тогда высветил фонариком пролом, выходящий во двор дома.
— Знали, где стену разбирать. — Бычков поднялся, погасил фонарик, отряхнул пыль с колен и живота.
— Думаете, раньше к подсобке присматривались? — засомневался Ананьев. — Вряд ли, Виктор Павлович! Завмаг эта — женщина самостоятельная, посторонних не пустит.
— Грузчики могли сболтнуть... Уборщица... — сказал Чистяков. — Мало ли!
— По размерам пролома — пацан лез, — стоял на своем Ананьев. — А с пацаном какие разговоры?
— И не один лез, — добавил Бычков. — Одному такой погром не учинить. Азарт у одиночки не тот!
— Пьяный был... Ну и крушил все подряд! — не уступал Чистяков.
— Один бутылку водки выпил, и не сморило его, сердечного — покачал головой Бычков. — Что-то я таких среди нашего пацанья не знаю. А лезли мальчишки — это ясно.
Бычков опять присел на корточки, посветил фонариком, долго присматривался к пролому, встал, размял в пальцах папиросу и задумчиво сказал: