— Даешь состав? — Кононов пригнулся, примеряясь к удару.
— Не дам! — сжал в кулаке нож Полетайка.
— Бей его!.. — хриплым шепотом приказал Кононов и кинулся на Полетайку.
Отлетел в сторону опрокинутый ящик, погасли свечи, в полумраке слышались только хриплое дыхание, глухие звуки ударов, сдавленные крики и ругательства. Посыпалось разбитое стекло — это Полетайка ногой выбил раму и юркнул в окно подвала, за ним, мешая друг другу, полезли остальные. Они догнали прихрамывающего Полетайку на Обводном, опять навалились на него всей кодлой, вывернули руки, отнимая финку. Кононов размахнулся и ударил его бутылкой по голове.
— В канал! — крикнул Кононов.
Двое парней поволокли обмякшего в их руках Полетайку к спуску, с размаху кинули на подтаявший уже лед и, услышав трель милицейского свистка и шум автомобильного мотора, бросились бежать.
Из подъехавшей машины выскочили Юрский, Ананьев, Чистяков и Васильев и побежали следом, а Бычков перегнулся через перила моста, увидел лежащего без движения Полетайку, скинув на ходу пальто, побежал к спуску и ступил на лед, который тут же затрещал под его тяжестью. Бычков лег на живот и медленно пополз к Полетайке.
Выскочивший из кабины шофер подбежал к спуску и, расстегивая на ходу ремень гимнастерки, крикнул:
— Виктор Павлович, осторожней! Полынья!
У головы Полетайки медленно расходилась промоина, но он лежал неподвижно — был или без сознания, или не хватало сил отползти подальше от полыньи.
— Коля! — позвал Бычков, подползая к ногам Полетайки. — Ты меня слышишь, Коля?
Полетайка с трудом поднял голову и увидел Бычкова.
— Развернуться ко мне можешь? — спросил Бычков.
Полетайка медленно перевернулся на живот и, царапая лед ногтями, пополз к Бычкову, который лежал протянув ему руку. Полетайка судорожно уцепился за нее, и Бычков, пятясь, стал отползать к спуску, не отрывая глаз от полыньи, которая становилась все шире, и трещина от нее тянулась к берегу канала. Шофер кинул Бычкову конец своего поясного ремня, тот ухватился за него одной рукой, другой тянул Полетайку и едва ступил на узкую полоску берега, как трещина бесшумно разошлась, открывая темную воду.
— Тащи его, Костя! — закричал Бычков.
Вместе они вытащили из воды Полетайку и понесли к машине.
...Полетайка лежал в той же тюремной больнице, куда его возили на очную ставку с Тихонькой. Ни с кем из соседей по палате он не разговаривал — то ли был еще слаб, то ли не хотел отвечать на их расспросы. Когда приносили еду, он с трудом поднимал забинтованную голову с подушки, отхлебывал из кружки кисель, на суп и кашу даже не смотрел и, натянув на себя серое казенное одеяло, отворачивался к стене.
Ночью, когда все в палате засыпали, он лежал с открытыми глазами и, морща лоб, покусывая запекшиеся от жара губы, раздумывал о том, решаться ли ему на шаг, который неминуемо грозит ему тюрьмой, или по-прежнему играть в молчанку и ждать, когда его припрут доказательствами, которых — так ему казалось! — у следствия нет. А если и есть что, так то по мелочи, главного они не знают и не дознаются никогда! Под утро он засыпал, и снилось ему всегда одно и то же: черные разводья полыньи и ползущий к нему с протянутой рукой Бычков. Лед под ним трещал, полынья становилась все шире, а Полетайка все тянул к Бычкову руки и никак не мог дотянуться.
Просыпался он весь в поту, сердце у него колотилось, и он чувствовал, как под бинтами, у виска, набухала и билась жилка.
Прошло еще несколько дней, и Полетайка попросил вызвать к нему Бычкова.
Бычков пришел под вечер, врач уступил ему свой кабинет, туда и привели Полетайку. Халатов в этой больнице не полагалось, и Полетайка сидел на клеенчатом диване, накинув на худые плечи одеяло.
— Вот! — Бычков поставил на стол стеклянную банку. — Компоту тебе принес. Написано: «Грушевый». Полезно, наверное!
— Как к больному пришли, — усмехнулся Полетайка.
— А ты здоровый, что ли? — посмотрел на его забинтованную голову Бычков. — За что они тебя? Казну не поделили?
— Казна пустая, — неохотно ответил Полетайка.
— А Журы с Хохлом доля? — со знанием дела поинтересовался Бычков.
— Кононов, выходит, зажал! — догадался Полетайка. — Нашли у него гроши?
— Нашли, — кивнул Бычков.
— Вот гад! — Полетайка подтянул одеяло, поджал под себя голые ноги и сказал: — Я ведь тебя не зря вызвал, начальник. Бумага есть?
— Найдем, — вынул блокнот Бычков.
— Колоться буду! — заявил Полетайка. — Я тебя завалить хотел, а ты меня от верной смерти спас. Я вор, но еще человек. Пиши, начальник!