Белкин же считал себя человеком интеллигентным, в анкетах, в графе «Образование», писал: «Высшее медицинское». И скромно добавлял: «Незаконченное». Он не раз пытался убедить Гартмана, что связываться с такими людьми, как Стас, им не к лицу. Гартман возражал, говоря, что Белкин, он и другие — это идейное ядро группы и предстоящая акция обеспечит им необходимый политический капитал там, на Западе, но для выполнения ее нужны исполнители, люди, могущие переступить черту и пойти на все, чтобы задуманное прошло успешно. Белкин, как это всегда бывало, согласился с ним, но, встречаясь со Стасом, испытывал унизительное чувство зависимости и страха. А тут еще появился какой-то Черный, как называет его Стас. По всему видно, тоже из бывших уголовников. Вечно то ли пьяный, то ли накурился какой-то дряни, а может, и просто псих. Вот и имей с такими дело!
Белкин вздохнул, свернул за угол, прошел мимо проходной, где сидела строгая вахтерша, миновал больничные корпуса и через удобный лаз в заборе вышел прямо к приземистому зданию котельной. Толкнул тяжелую дверь и, пригнув голову, переступил через порог.
Под ровный гул газовых горелок похрапывал, закрывшись с головой серым больничным одеялом, лежащий на узкой койке человек. В глубине котельной, у стены, стоял стол, над ним низко нависла лампа под зеленым жестяным колпаком, к краю стола были укреплены тиски, и склонившийся над ними Стас — коренастый, с толстой шеей и покатыми плечами — работал напильником.
На звук открываемой двери он обернулся и, узнав Белкина, приветственно поднял руку:
— Наше вам! — Стас улыбнулся, показав золотой зуб. — С чем пожаловал?
— Как договорились, — ответил Белкин. — Сегодня в восемь.
— Где?
— В «Шанхае». — Белкин потянул носом воздух, поморщился и кивнул на лежащего на койке человека:
— Опять забалдел?
— К вечеру очухается, — успокоил его Стас.
— Напился или нанюхался?
— А это его заморочки! — Стас развинтил тиски, вынул кастет, примерил, сжав пальцы в кулак. — Халтура есть? А то приложу твоей крале — и побежит к тебе протезы заказывать. Хоть задний мост, хоть передний!
— Ты что! — встревожился Белкин. — Совсем уже?..
— Шутка! — блеснул зубом Стас. — Постращаем, и всего делов!
— Одну уже постращали! — не мог успокоиться Белкин. — Месяц в психушке лежала.
— Фирма веников не вяжет! — Стас снял с пальцев кастет и сунул его в карман. — Тяжелый, зараза!.. Может, лучше перышком пощекотать?
— Кончай ты!.. — с досадой сказал Белкин.
— Ладно, не боись! Дело знаем! — усмехнулся Стас и, став сразу серьезным, спросил: — Когда в отрыв?
— Считай. — Белкин молча пошевелил губами. — Через десять дней.
— Ничего не изменилось?
— Пока нет. А что?
— Да так... Спросить нельзя? — Стас помолчал. — Вы там учтите. Мы больше тянуть резину не будем!
— Кто это вы? — насторожился Белкин.
— Шофер, я, Черный, — мрачно сказал Стас. — Сами дело сделаем!
— Алик все решает, — пожал плечами Белкин.
— Вот Алику и передай, — нахмурился Стас. — Тянуть больше нельзя!
— Ладно, передам, — задумался Белкин.
— И с невестой своей не волынь! — посоветовал Стас. — Да — да, нет — нет! А то Нинке моей подвенечное наденем — и в дамки! Ты как, не против?
Стас громко захохотал, человек на койке зашевелился, промычал что-то и опять затих.
— Шутки у тебя! — Белкин пошел к дверям, на пороге остановился и напомнил: — В «Шанхае». В восемь вечера.
— Слышал! — отмахнулся Стас. — Топай!..
Повертел в руках кастет, зажал его в тиски и взялся за напильник.
В «Шанхае» Белкина помнили. Пока он пробирался между тесно поставленными столиками, одни окликали его по имени, другие призывно махали руками, приглашая в свою компанию, две полупьяные девицы с криком «Лёнчик!» повисли на нем, целуя в щеки. Белкин с трудом освободился, попытался вспомнить, кто они, но так и не вспомнил, увидел Стаса, сидящего на высоком табурете в баре, рядом длинную фигуру Черного и направился к ним.