Маша наконец отпустила руку каптенармуса, благодарно посмотрела на Угрюмова, все еще всхлипывая, попросила разрешения на несколько минут покинуть столовую:
— Я не могу, не могу… Мне необходимо побыть наедине, прийти в себя…
— Да, да, конечно. Я понимаю, — извинила ее хозяйка, готовая уронить слезу участия. — Я сама вчера пережила нечто подобное…
Эта неосторожная фраза с новой силой побудила Марию прийти к убеждению, что один из гостей «он». Казанская считала себя вправе выйти на связного. Но как дать знать? Покинуть сейчас дом — возбудить подозрение. Зажечь трижды свет — тоже.
Она подошла к окну, прислонилась горячим лбом к холодному, как ствол винтовки, стеклу, надеясь, что напротив обратили внимание на щедрую освещенность столовой. Но дом был нем и слеп.
Через открытую дверь в комнату ворвался поток света. Она невольно отпрянула от окна. Угрюмов шагнул к ней и двусмысленно спросил:
— Уже пришли в, себя? Или попали в положение цугцванг?
Он глядел в ее глаза так, точно пытался пробраться внутрь, увидеть то, что она тщательно скрывала от всех обитателей старинного особняка. Это был наметанный взгляд разведчика, способный привести в трепет нестойкую душу, заставить ее содрогнуться.
Пожалуй, лишь теперь она поверила в жестокость этого человека, о которой прежде слышала. Вся его внешняя интеллигентность не что иное, как маска. Да, теперь она знала, малейшая оплошность — и ее участь решена. Рука у него не дрогнет. И конечно, взрыв электростанции, диверсии на железной дороге, убийства командиров — дело его рук.
Но и Маша не дрогнула. Теперь, когда у нее не осталось сомнений, что Угрюмов — муж хозяйки, тот самый Финстер, ради которого затеяна операция, нужно было держать экзамен до конца.
— О чем вы, Федор Федорович? — потянула она время.
— У меня такое чувство, что за мной следят из дома напротив, — вкрадчиво сказал Угрюмов, и у Маши внутри заледенело.
«Неужели он знает? Неужели среди нас есть их человек? Неужели действительно наступил цугцванг?» Но она нашла в себе мужество, чтобы сохранить внешнюю наивность, которую избрала с самого начала появления в этом доме.
— И у меня… так жутко, — доверительно прошептала девушка, не отводя взгляда от его глаз.
Он вдруг добродушно усмехнулся и, положив руку на ее плечо, успокоил:
— Пока вы здесь, вам ничего не угрожает. Прошу вас, — пригласил собеседницу, заслышав звуки рояля. — Натали исполняет мой любимый вальс.
Ей и на этот раз удалось обезоружить его.
В столовой он усадил ее рядом с собой, налил себе в хрустальную рюмку водки, а ей в бокал вина.
— За исполнение желаний.
— С удовольствием.
После второй рюмки Угрюмов пригласил Машу на танец. Они вошли в гостиную, где Наталья Сергеевна сидела за роялем, а Изольда и Константин красиво вальсировали, призывно глядя друг на друга. От выпитого вина у Маши слегка кружилась голова, в теле появилась расслабленность, ноги почему-то плохо слушались. Осторожно и в то же время уверенно держа партнершу, Федор Федорович с затаенной завистью говорил:
— Это божественно! Это нетленно! Как бы я хотел, подобно великому Бонапарту, поставить свою фамилию на полотне Рафаэля или на партитуре Чайковского… Но, к сожалению, не дано. Я пришел в этот мир и уйду из него никому не известным…
— Вы писали стихи? — спросила Маша.
— Милая девочка, я делал все в своей жизни… Может быть, что-то бы свершил, но пришли плебеи и пытаются разрушить мой мир… наш мир. И вместо всего святого и чистого я вынужден огнем и мечом спасать свое добро… Если бы вы знали, с каким наслаждением я душу, стреляю, вешаю всех этих коммунистов и комиссаров…
При этом он опять так проницательно заглянул в девичьи глаза, что она снова почувствовала леденящую стрелу, пронзившую ее насквозь.
— Извините, — остановилась Маша. — Я больше не могу. Голова, — она покрутила пальцами над прической. — И ноги не слушаются…
— Я сам, признаться, порядком утомился. Давно не танцевал.
— Спасибо вам за чудесный вечер. Я, пожалуй, пойду отдохну.
Придерживая девушку за локоть, он помог ей спуститься со второго этажа. Уже стоя перед дверью ее комнаты, по-отечески предупредил:
— Никому больше не рассказывайте, что вы приехали к жениху. По неопытности вы можете поведать свою историю чекисту и тогда принесете несчастье своему Юрию. Я ведь тоже, подобно вашему жениху, скитаюсь как бездомный пес… Но будем верить, что скоро нашим мытарствам наступит конец… Спокойной ночи.