Хосе Бернабеу говорит
стул мой остался дома и на прощанье он стул сказал так
бедняга Бернабеу мне жалко расставаться с тобой я вижу ты трудолюбив и честен и однако сегодня в воскресенье ты вынужден как и в будни идти добывать себе на пропитание но я тебе обещаю настанет день и ты будешь вознагражден за все потому что твой стул это стул всех сыновей и всех дочерей любящих свою мать Каталонию и всех сыновей и всех дочерей мира и его четыре вертикальные рейки это четыре полосы национального герба Каталонии
этому стулу дороги все сыновья и все дочери которые остались обездоленными сиротами и стул говорит на него сажали каталонцев верных своей родине и испанцев верных законной Испанской республике и мы умирали с голоду и гнили в тюрьмах в то время как фалангисты наживались а нас давили и угнетали как рабов
это говорит стул крещенный именем Компаниса и вторым именем Свобода ибо Хосе Бернабеу дал ему имя героя павшего за нашу Каталонию которая дорога всем кто хранит верность законной Испанской республике
и обидно этому стулу слушать бессовестные разговоры тот говорит поеду летом отдыхать в Ситжес а тот поеду на Майорку этому стулу немало довелось наслушаться бесстыдных речей потому что богачи и главари испанской фаланги не стесняются
стул обращается к тебе буржуазия Барселоны к вам господа заправилы синдиката потому что все вы одна компания и стул спрашивает вас а у семьи Хосе Бернабеу есть кусок хлеба и если вы не знаете что на это ответить то вам ответит этот вот стул
да я всего только стул но я вам отвечу липовые реформаторы неплохо вы устроились как посмотришь кричали все переделаем по-новому а теперь сами наживаетесь за счет бедняков и стул этот вам говорит народ забит и запуган но ничего когда-нибудь он рассчитается с вами сполна
потому что вам главарям и заводилам нет прощения это вы установили порядок если думаешь не по-вашему сиди без работы и хлеба
стул говорит вам десять лет народ живет в страхе перед вашими инквизиторскими застенками но погодите будет и на нашей улице праздник
потому что вы растоптали Каталонию и законную Испанскую республику ради своей корысти и денег потому что злодеяния ваши видел вот этот стул и вел им счет
потому что стул этот крепко стоит на своих четырех ножках и спинка его это герб Каталонии а весь он утверждение прав законной Испанской республики
и на нем на этом стуле крещенном именем Компаниса и носящем второе имя Свобода
на стуле которому нарек эти имена Хосе Бернабеу
на этом стуле говорю я вам
вы не будете сидеть никогда
Тихая заводь летнего вечера. Угасающее солнце стирает краски с холмов, одетых виноградниками и разлинованных рядами рожковых деревьев.
В этот час хорошо было оторваться от чтения, окинуть взглядом кровавый закат и внимательно рассмотреть каждую вещь вокруг, словно видишь ее впервые, потому что только сейчас родился на свет. Долорес, сидевшая рядом, взяла отпечатанные на машинке страницы, что ты оставил на столе, и начала читать, нервно прикуривая одну сигарету от другой. Приближалось время укола и приема ненавистных капель, прописанных доктором Аньером, и дабы не впасть в уныние, ты старался думать о том, что скоро к тебе приедут друзья, вспоминал торжественные аккорды «Реквиема» и на редкость приятный розовый цвет нового марочного вина. Тень почитателя Компаниса растаяла в светлом вечернем воздухе, и теперь в прекрасном, запущенном саду никого, кроме тебя и Долорес, не было. Ты вслушивался в размеренное биение своего сердца, и твоя рука лежала на узкой руке Долорес. Множество мелких шумов — протяжное кваканье лягушек в пруду, звон цикад, чуть слышное пение ветра в листве эвкалиптов — делали тишину более плотной, и когда в нее вторгался долетавший из лесу стук топора или далекое пыхтение паровоза, ты подымал глаза к опаловому небу и несколько мгновений следил за точным, словно бы заранее выверенным, полетом птиц. Теперь и Долорес кончила читать и взглянула на тебя синими, еще не тронутыми закатом глазами, — все вокруг медленно затоплял алый, захватнический вечерний свет.
— А что с ним было дальше? — спросила она.
— Я слышал, — тебе показалось, что отвечаешь не ты, а кто-то другой, — я слышал, будто ему удалось поступить на текстильную фабрику и он остался в Таррасе.