против прилива и ветра
одному
но идти
как бы то ни было трудно
Несколько дней спустя — Альваро только что вернулся в Гавану после утомительной поездки по провинциальным городам, которые обследовал вместе с товарищами из Национального совета культуры, знатоками архитектурных сокровищ колониальной Кубы, — Сара позвонила ему по телефону. Она весело сообщила, что в Валье-Окульто сегодня состоится религиозное празднество негров абакуа́. Они договорились встретиться часа через два в Галерее.
— Я боялся, как бы ты и впрямь не вздумала уехать на уборку кофе, — пошутил он, подходя к ней.
— В последнюю минуту я передумала и осталась. — Сара слегка коснулась губами его щеки. — А ты? Где ты был?
— Ездил на остров Пинос, по следам Стивенсона. Места там красивые, но сокровищ я что-то не заметил.
— Их национализировала революция. Ты не знал? — ответила она.
Они разговаривали с подчеркнутой беспечностью, стараясь держаться непринужденно, как ни в чем не бывало. Сара попрощалась с заведующей и уселась на переднем сиденье машины.
— А ты? Что ты за эти дни успела?
— Стать взрослой, — ответила Сара. — Иногда дни летят быстро, без оглядки, и ничего это тебе не дает, ты все та же… Но эта неделя — нет. За эту неделю я узнала пропасть полезных вещей.
— Каких же именно? Если, конечно, это не слишком нескромный вопрос.
— Я читаю Большой кубинский словарь. Ты его видел?
— Нет, не приходилось.
— Очень любопытное чтение. Знакомишься с уймой самых разных терминов, названий. Известно ли тебе, например, что такое белый сучули?
— Ни разу не слыхал.
— А я теперь знаю, что́ это… А хирибилья? Ты и про хирибилью не слышал?
— Ни единого звука.
— Э, детка, отстаешь, отстаешь! Смотри, как бы в один прекрасный день мне не пришлось обучать тебя азам любовной науки.
— Даже так?
— Даже.
— И где же ты их освоила? Все с помощью словаря?
— Частично с помощью словаря, частично — жизни. Я изучала закон тяготения человеческих сердец и проблему применимости выводов Ньютона к сердечным привязанностям.
— Потрясающе, — заметил Альваро. — И далеко ты продвинулась в своих исследованиях?
— Основательно. — Сара не отводила глаз от моря за чертой Малекона — оно все кипело под свежим ветром. — Теперь, стоит мне захотеть, и я солгу, не моргнув глазом, и сумею заставить других мучиться, и стану откалывать такие номера, о которых раньше понятия не имела… Как подумаю, что мне всего шестнадцать лет и я столько всего знаю, мне кажется, что я просто гениальна.
— Скромностью ты не грешишь, прямо скажем.
— Я объективна и чистосердечна.
— Что ты еще за это время узнала?
— Не все сразу, детка, а то на тебя это слишком сильно подействует.
— Ты так думаешь?
— После того вечера я уже не такая, как раньше… У меня то же лицо, те же глаза, те же губы, и все-таки я другая… Ты и не подозреваешь, какой огромный шаг я сделала благодаря тебе.
— Радуюсь.
— Когда ты ушел, я больше не хотела тебя видеть. Никогда! Но потом я подумала, рассудила и поняла, что ты прав. И вот теперь я могу на тебя смотреть и даже нахожу, что ты в общем симпатичный, честное слово.
— Очень мило с твоей стороны.
— Знаешь, вроде тащила, тащила на спине тяжелый камень — и вдруг его больше нет. И этим я обязана тебе.
— Мне? Что еще за камень?
— Подлинная ценность вещей проверяется практикой. Сидя на берегу, плавать не научишься.
— Это ты про тот вечер?
— Нет, вообще. Я впервые бросилась в воду в двенадцать лет — и поплыла. Не сделай я этого, я бы так и не разобралась в революции и, наверно, болталась бы сейчас где-нибудь в Майами.
— Ты права. Не понимаю только, какое это имеет отношение ко мне.
— Тут вопрос темперамента. Ты, скажем, хочешь и невинность соблюсти, и капитал приобрести. А я, если уж чему-то отдаюсь, так вся без остатка. Всю душу вкладываю.
— Ты молода. В твои годы…
— Ах, оставь, — оборвала его Сара. — Эту пластинку я наизусть знаю.
— Хорошо, — согласился он. — Как тебе угодно.
Они ехали по Авенида-дель-Пуэрто, обгоняя развалины-автобусы и давно отбегавшие свой век такси. На скамьях у церкви Паула дремали старики. «Моррис» промчался по набережной Коубре и пошел дальше к Атарес и Виа-Бланка, мимо автопарков, складов, платформ с навесами. Было жарко, ослепительно сияла пелена облаков, рассеивая солнечный свет.
— Ты рассердился? — спросила Сара.
— Ничуть.
— Я же вижу, так и кипишь от злости. — Она положила руку ему на плечо и ласково погладила по волосам. — Прости.