— Нечего прощать.
— Обещаю, что впредь буду доброй. Пусть сегодня у нас будет веселый день. Тебе нравятся негритянские ритуальные церемонии?
— Пока что не пропустил ни одной.
— У мальчика, с которым я встречаюсь, есть приятель, он негр-ньяньиго. Третьего дня он пригласил нас на оплакивание в Гуанабакоа.
— Ты пошла?
— Конечно.
— А я думал, вы с ним в ссоре, — проговорил он, стараясь сохранить безразличный вид. — Значит, ты с ним снова встречаешься?
— А! Разве я тебе не сказала? — Сара закурила сигарету. — Мы помирились. Еще в тот вечер.
— Нет, про это ты мне не говорила. — Острая колющая боль пронизала ему грудь, он почувствовал, что задыхается. Разорвав тишину, на той стороне бухты завыла сирена, и звук ее слился с его страданием, словно пришел не издалека, а брызнул из недр его муки. — Теперь я понимаю, почему ты не ночуешь дома.
— Откуда ты это узнал? — спросила Сара.
— Вчера вечером я ждал тебя.
— Да, эту ночь я спала не у себя.
— И можно узнать, с кем? — Вопрос сорвался непроизвольно. Альваро яростно нажал на акселератор. — Нет, нет, не надо отвечать.
— А я и не думаю отвечать, — возразила Сара. — Не возьму в толк, почему ты со мной так разговариваешь.
Они проехали мост через реку Лиано. Мимо промелькнули унылые дома пригорода Арангурен. Сирена выла, не переставая, словно и в самом деле была выражением его состояния и он мог бы усилием воли оборвать этот нестерпимый вой. Доехав до перекрестка, он свернул на шоссе в Реглу. По обочинам дороги, неотступно преследуя машину, проносились мутные, поблекшие от дождей и солнца щиты с рекламой американских товаров, исчезнувших с рынка после революции, — фантомы потустороннего мира. У автобусных остановок стояли очереди. На перекрестке шоссе Масео и Марти Альваро затормозил, пропуская погребальную процессию.
— О, посмотри! — Сара показала пальцем на маленький белый гробик. — Это ребенок.
За похоронными дрогами двигалась пестрая толпа провожающих. Первой шла мать, ее поддерживали под руки двое негров величавой осанки. Молча шагали мужчины в промасленной, заляпанной краской рабочей одежде. Богомолки, все в белом, тянули вполголоса литании. Рядом с искренно опечаленными родными плелись дети, явно скучая и притворно серьезничая.
— Что с тобой? — спросила Сара.
— Не знаю. — Громко сигналил клаксон остановившейся за «моррисом» машины, и Альваро отъехал к тротуару. — Мне стало нехорошо.
— Ты весь бледный… Может, вернемся?
— Выпью чашку кофе — пройдет.
Он стоял, облокотясь на стойку бара, пил кофе и смотрел на толпу любопытных, которые вместе с родными умершего ребенка входили в ворота кладбища. Сара неторопливо потягивала кофе из чашечки. В мгновенном, беспощадном озарении он увидел мужские губы, впившиеся в ее рот. Невыносимо!
— Если ты задалась целью вызвать у меня ревность, ты этого достигла.
— Я не задавалась никакой целью, — возразила Сара. — Я рассказала тебе про это, потому что думала: тебе все равно.
— Мне это не все равно, — выговорил он хрипло и попытался улыбнуться. — Такие хорошенькие девушки, как ты, рано или поздно добиваются, чего хотят.
— Я думала, что от тебя не добьюсь ничего. И в тот вечер решила, что с тобой кончено.
— Ты поставила меня в трудное положение, Сара. Ты была пьяна. Мне казалось непорядочным воспользоваться твоим опьянением и…
— Ты поступил очень правильно, что ушел. Как самый благоразумный человек на свете. Но я больше не могла. Тебе это понятно?
— Нет.
— Я не хотела больше ходить, как помешанная… В тот же вечер я позвонила моему мальчику и легла с ним в постель.
— Что?!
— Пожалуйста, можешь на меня так не смотреть. Клянусь, я это сделала не со злости… Мне это было нужно, чтобы освободиться от тебя.
— Ты обещала мне…
— Ах, Альваро. — Слезы навернулись у нее на глаза, заблестели и полились неудержимо. — Никого никогда я не любила так, как тебя. Я бы все отдала, все, чтобы только…
— Значит, ты сказала, что ты моя, и через десять минут пригласила к себе другого… Если бы я это знал…
— Молчи. Ты сейчас окончательно все испортишь. Я хотела сохранить все-таки хорошее воспоминание о нашей встрече…
— Ты отлично надо мной посмеялась. Просто великолепно. Поздравляю.
— Почему же ты мне раньше не признался. Я ведь была убеждена, что…
— Давай кончим сразу. К чему эта дурацкая канитель.
Он положил две никелевые монетки на стойку и пошел к машине. Сара шла за ним и плакала. На них внимательно и равнодушно смотрели зеваки.