Он лежал плашмя и неотрывно глядел в потолок.
— Тоби, ты меня слушаешь?
Как будто он мог упустить хоть одно ее слово!
— Так вот, выбрось все это из своей дурацкой башки и начнем с того, на чем остановились.
— Еще чего.
И, встав с постели, он начал одеваться. В кармане у него лежало кольцо — счастье, что он не успел показать его ей. Клэр наблюдала за ним с явным изумлением.
— Подумать только, дуется! Я своим глазам не верю! И что же ты намерен делать, уйти во тьму?
— Да.
— Иди ко мне.
— Нет, с меня довольно.
Клэр попыталась утешить его.
— Завтра ты на все это посмотришь по-другому, — сказала она и закурила новую сигарету.
— Нет.
— Никогда?
— Все кончено.
— Смех. Ведь ты не хуже меня понимаешь — мы получаем друг от друга огромное наслаждение и можем продолжать в том же духе.
— Я не жеребец-производитель.
Тут она рассердилась по-настоящему — во всяком случае, такой он ее еще никогда не видел.
— А вот это уже форменное хамство.
— Может быть. Не могу я сейчас выбирать выражения, не до того.
— И на ум тебе приходят не слишком вежливые.
Кончая одеваться, он с горечью подумал: да, в эту ночь вылезли наружу и его простонародное происхождение, и грубость — а он-то полагал, что давным-давно изжил ее.
— Извини. Но вот так я на все это смотрю.
Прощай, Клэр, прощай Глемсфорд, прощай Перчик, которого он так полюбил.
— Сбрось с себя это дурацкое барахло, иди ко мне, будь милым и славным.
Но Тоби уже закусил удила. Он сказал, что не пойдет, значит, не пойдет. Это решение окончательное и бесповоротное. И внезапно его озарило: решение, пожалуй, не было бы окончательным, если бы Клэр и впрямь разбила ему сердце; но нет, она всего-навсего причинила ему боль и уязвила его гордость.
— Бог ты мой, эти мне трагические расставания! Позвони на той неделе, когда немножко поостынешь. А теперь поди сюда, поцелуй меня хорошенько.
Но он не поцеловал ее. Она закурила еще одну сигарету, налила себе еще вина и уставилась на него округлившимися глазами.
И он ушел.
Когда Тоби добрался до дому, голова у него шла кругом и он не мог разобраться в своих чувствах. Он тяжело опустился на диван, и тут в ягодицу ему уперлось что-то твердое — кольцо, будь оно проклято, в подбитой атласом коробочке, сулившей ему кое-что посущественней ее содержимого.
Он швырнул коробочку на стол — пусть там валяется.
А ведь ты не любишь Клэр, сказал он себе наконец, и внутренний голос прозвучал четко и ясно. Но ты желал ее и всего, того, что мог принести брак с нею. Она ни минуты не сомневается в твоем возвращении — недаром привыкла получать все, что захочет. Но на сей раз может ждать до скончания века.
До сих пор он не отличался решимостью. А вот теперь все будет по-другому. Тоби был уязвлен, взбешен. Больше он ее знать не желает, эту дылду, эту богачку, такую уверенную и жизнерадостную в сознании своей независимости. Возможно, она в конце концов выйдет за Алека — что ж, пусть принесет ему радость, а в нем самом она радость убила.
Назавтра от Клэр пришло безмятежное, веселое письмо. Что это он в самом деле? Не надо быть балдой. Ведь они могли бы наслаждаться жизнью вовсю — до тех пор, пока он захочет. Не подобает мужчине так себя вести; ни один из тех, с кем она встречалась, не дулся на нее больше двух недель. «Тебе, пожалуй, могу дать три, потому что ты упрям, как мул. Сходим в „Коннот“, наедимся всяких вкусностей. Я буду скучать по тебе».
На письмо он не ответил, а когда она позвонила, разговаривал с нею, как с докучливой посторонней.
Ему захотелось покончить со всем этим раз и навсегда. Поэтому в субботу он приехал к родителям и поговорил с матерью.
— Между мною и Клэр все кончено. Полагаю, тебя это обрадует.
Сперва лицо ее выразило явное облегчение, но на смену ему тут же пришел гнев: как это так, нашлась девушка, которая осмелилась отвергнуть ее сына! Но вслух она сказала только:
— Мне очень жаль.
— Нисколько тебе не жаль, сама знаешь.
— Ну, вообще-то она мне никогда особенно не нравилась. Но не хочется говорить ничего такого, что могло бы разбередить тебя.
— Ничем ты меня не разбередишь, поверь. Как-нибудь я с этим справлюсь.
Мать постаралась утешить Тоби единственным известным ей способом — прямо-таки закормила его. И он ел, не отказывался.