Керри Йос, чуть прищурясь, покосился на него.
— Технический сектор в отличие от нашего ошибается редко. Эксперты перерыли все ТФ-станции в контролируемой нами области космоса — грузы исчезли бесследно. Но если верить словам Ромашина… — Начальник отдела запнулся. — Простите, Филипп, я оговорился, просто неудачный оборот речи. Я хотел сказать, исходя из вашей информации, следует сделать вывод, что грузы ушли к чужим станциям.
— Теперь понятно. — Богданов переглянулся с Томахом. — Значит, мы вышли на передовые посты чужой цивилизации, так?
— Это вам и предстоит выяснить, — сказал Керри Йос, и было в обыденности его тона нечто такое, от чего Филипп ощутил в душе тревогу и неуверенность. До него только теперь дошел смысл слов «чужая цивилизация».
— Мы пригласили вас, Филипп, вот почему, — продолжал начальник отдела. — Эксперты сектора сейчас все в разъездах, а вы опытный специалист по ТФ-связи. Не могли бы вы помочь нам? Придется, конечно, на некоторое время покинуть Землю.
Филипп не удивился вопросу, он ждал его, и все же ответить сразу было трудно, мысли разбежались.
— Вы знаете… в общем-то, специалист я… вот если начальник бюро Травицкий…
— К сожалению, времени на переговоры у нас нет, да и немолод Кирилл Травицкий, такие беспокойные путешествия ему не по плечу. У вас есть иные причины для отказа?
— Да… н-нет, причин, собственно… тренировки в сборной, разве что, — забормотал Филипп, ненавидя себя за растерянность. — Я приглашен в сборную Земли, и тренер будет недоволен… если это надолго.
— Тренера я беру на себя, — сказал Томах. — Из формы ты не выйдешь, ручаюсь. Кстати, а насколько действительно рассчитана командировка?
— На неделю, — подумав, сказал жизнерадостный Тектуманидзе. — Может быть, на две, максимум на три.
— Вполне определенно, — усмехнулся Томах. — Плюс-минус год.
— Согласны? — Керри Йос остался серьезным и спокойным, и Филипп вдруг понял, кого он напоминает, вернее, откуда в нем иногда мелькают знакомые черты: сдержанность, спокойствие, готовность к действию, быстрота оценки собеседника, внутренняя убежденность и сила. Эти черты были присущи и Томаху, и Богданову, и, наверное, всем работникам аварийно-спасательной службы, и отражали они не случайное явление, а доминанту характера, состояние души и тела.
— Согласен, — сказал Филипп хрипло.
— Спасибо. Тогда — завтрак, сборы, и в дорогу. Слава, побеспокойся обо всем необходимом. Старт «Тиртханкара» через три с половиной часа.
— Пошли, — будничным тоном сказал Томах и встал. Ему было не привыкать.
Они вышли, зажмурились от смены освещения: коридор был залит ярким солнечным светом.
— Слава, — сказал Филипп, — а зачем такая спешка? Подождали бы экспертов из технического сектора и спокойно занялись проверкой этих ваших ТФ-ретрансляторов.
— А чужая цивилизация? — напомнил Томах. — Мы открыли пока всего одну цивилизацию, исследовав двести сорок звезд, цивилизацию Орилоуха, да и та оказалась негуманоидной, отказывающейся от исследования космоса. А здесь, похоже, она, по крайней мере, не уступает нашей в темпах освоения Галактики! Понял? Нам нельзя не спешить.
— Да-а, работа у тебя — не позавидуешь! Добровольцы — шаг вперед! Так? А кто такой Бассард?
— Что, не понравился?
— Как тебе сказать… угрюмый он какой-то, непропорциональный и недоброжелательный.
— В наблюдательности тебе не откажешь. Генри Бассард — начальник второго сектора УАСС, того самого, который отвечает за безопасность системы Садальмелека и всего созвездия Водолея; я имею в виду — безопасность исследователей. Ну, Бог с ним, со вторым сектором, тебе еще представится случай познакомиться с Бассардом поближе. Я заметил твою мину, когда ты оценивал нашего Керри. Как он-то тебе показался?
Они вышли под прозрачный купол центрального метро управления, где располагалось более двухсот кабин мгновенного масс-транспорта.
Станислав нашел свободную и посторонился:
— Входи. Ну так как? — повторил он вопрос.
— Вполне нормальный… я хотел сказать, обыкновенный. — Филипп вошел в светлую, с белыми «мраморными» стенами кабину. Станислав с некоторым трудом втиснулся следом: оба были широкоплечие, мускулистые, хотя Филипп весь — порыв, движение, а Станислав — невозмутимое «хищное» ожидание.
— Нормальный! — фыркнул Томах. — Обыкновенный! Он просидел на Орилоухе почти три года после той злополучной разведывательно-контактерской экспедиции, во время которой погибли твои родители. Именно после этого случая и организовали в УАСС отдел «слепого контакта», страхующий работу специалистов Института внеземных культур. Керри был первым начальником ОСК.
Станислав рассказывал что-то еще, но Филипп его не слышал. Он вспомнил, как домой к ним пришла целая делегация работников управления и Комиссии по контактам, чтобы сообщить о гибели отца и матери, и как он не поверил, и что потом, в кошмаре пустых комнат… Грозный Орилоух, планета, физически почти тождественная Венере: океанов нет, плотность атмосферы «на дне» равна половине плотности воды, температура — плюс пятьсот градусов по Цельсию. И странная небиологическая «цивилизация жидких кристаллоподобных форм», разум, отказывающийся от любых контактов с другими разумными существами и без всяких объяснений уничтожающий гостей… первая открытая вне Земли цивилизация… А Керри Йос провел в этом аду три года!..
— Да-а, — занемевшими губами произнес Филипп. — Три года на Орилоухе — это много!.. Куда теперь?
Томах пожалел, что затеял разговор об Орилоухе.
— В кафе, знаю одно приятное местечко. Я, например, голоден. После завтрака будет время попрощаться. Тебе есть с кем?
— Не знаю, — пробормотал Филипп, вспоминая вдруг улыбку Аларики. — Разве что с Травицким?
Станислав набрал код выхода, ткнул пальцем в квадрат пуска, и их швырнуло в солнечный свет.
Керри Йос подвел Богданова к хрустальному шару, что-то щелкнуло, и внутренность шара наполнилась светом и жизнью. Это была объемная и почти масштабная модель второй спирали Галактики, так называемый Рукав Стрельца, в который входила и звезда-карлик Солнце.
— Есть еще одна проблема, — сказал Йос. — Более тревожная, чем остальные. Система Золотоволосой, планета Рыцарь…
— Орилоух на радиоязыке аборигенов, — уточнил Бассард.
— Да, Орилоух, мы тоже все чаще употребляем это название. Над планетой вращаются две наши орбитальные станции, одна обитаемая, вторая резервная, законсервированная. Вчера оттуда пришел сигнал: резервная станция вскрыта, кто-то ее посетил.
— Ого! — сказал Тектуманидзе. — Интересно. Неужели орилоуны?
— Исключено.
— Тогда кто-то из персонала рабочей станции.
— Тоже исключено. Раз в полгода на станцию отправляется смена техников для проведения профилактических работ, эта смена и обнаружила следы чьего-то присутствия. Защита станции не пробита, продолжает работать, но следы тем не мeнее есть.
— Насколько я помню, у этих станций многослойная изоляция плюс ТФ-экран.
Керри молча нашел звезду, о которой они говорили, тронул в этом месте прозрачный шар кончиком щупа: шар отозвался тихим звоном.
— Но сквозь ТФ-экран не может проникнуть ни одно материальное тело!
— Мы не можем! — мрачно, с нажимом сказал Керри Йос. — Мы. А они, значит, могут.
— Кто они? Не орилоуны же в самом деле.
— Все эти сообщения нуждаются в проверке, — веско сказал Бассард. — Лично я сомневаюсь в их истинности. Наследить на станции могли и сами техники еще в прошлое посещение.
— Сто сорок три парсека, — пробормотал Керри Йос. — До Садальмелека сто десять, до гаммы Суинберна сто сорок три. И все три звезды в разных секторах, и все три — на границе исследованной нами зоны. О чем это говорит?
— Не знаю, — помолчав, сказал Богданов.
— И я пока не знаю. А если не знает отдел безопасности…
— Значит, надо объявлять «Шторм» по управлению?
— Ну, «Шторм» не «Шторм», а хотя бы степень АА: готовность службам наблюдения за пространством, усиление патрульного обеспечения, косморазведке перейти на формы «Экстра».
— Не рано ли? — Бассард скептически поджал губы. — Вы представляете последствия тревоги?
Они посмотрели друг на друга, четыре специалиста, знающие цену неожиданностям.
— Ну, Керри, что ты, право… — позволил себе улыбнуться Тектуманидзе. — Нас же двадцать миллиардов!
— Успокоил, — грустно усмехнулся начальник отдела. — Действительно, нас двадцать миллиардов, из них восемнадцать на Земле и в Системе, остальные у других звезд. И я подумал: а не много ли это для других звезд?
Бассард задвигал своими бровями Карабаса Барабаса из детской сказки.
— Что ты этим хочешь сказать?
Керри посмотрел на браслет видео, в квадратике которого проступили цифры времени, и медленно проговорил:
— Sapienti sat…[10]
«Тиртханкар», дежурный спейсер УАСС — километровый цилиндр, увенчанный чудовищной гребенкой генераторов разгона, — вышел из собственного ТФ-коридора в мегаметре от дрейфующей в свободном пространстве ретрансляционной ТФ-станции. До ближайшей звезды было немногим меньше семи парсеков, мизерность плотности космического звездного поля ощущалась здесь с особенной остротой, поэтому казалось, что станция давным-давно заброшена и не функционирует — уж очень неэффективно выглядела она на фоне звездной пыли Батыевой дороги, как звали Млечный Путь древние монголы. Именно с этой станции и ушел в неизвестном направлении транспорт с грузом, перед тем как спохватившиеся диспетчеры из Истории, второй планеты Садальмелека, куда направился груз, растерянно докладывали Земле, что к Садальмелеку пришло только волновое эхо передачи, а сам груз исчез в неизвестности.
Станция была автоматической, точно такой же, как и все промежуточные ретрансляторы, усиливающие стационарный ТФ-туннель между станциями метро Солнечной системы и планет у других звезд. Обслуживающий персонал появлялся здесь раз в два года для профилактических осмотров силовых агрегатов и настройки дубль-систем. Но сейчас на ней не было ни одной живой души. Состояла она из двухкилометрового диаметра колец, соединенных тремя спицами изоляторов и создающих между собой приемно-передающий объем. Кольца были сделаны из металла и опутаны спиралями эмиттеров, окутанных в свою очередь «шубой» нежного голубоватого сияния.
Прибывших в первую очередь интересовали не силовые конструкции, а отсеки управления, прилепившиеся к кольцам и напоминающие драгоценные камни на перстнях.
Филиппу как специалисту было интересно бродить в лабиринтах энерголовушек и антенн, запрятанных в телах колец, сравнивать инженерные решения конструкторов Земли почти двадцатилетней давности с современными. Вместе с ним бродил по станции и Богданов, задавая иногда такие дельные вопросы, что Филипп только диву давался и однажды даже спросил, не работал ли инспектор когда-нибудь в Институте ТФ-связи.
— Не пришлось, — с улыбкой, смягчавшей пронзительный огонь в глазах, ответил Богданов. — Но я всегда интересовался ТФ-теорией и ее воплощением в действительность. Потому что от ТФ-транспорта — один шаг до перемещения в пространстве усилием мысли, а это моя мечта.
— Почему? — удивился Филипп.
— Тогда сама собой отомрет спасательная служба, каждый из нас сможет прийти на помощь другому, как бы далеко тот ни находился. Правда, тут возникает еще одна проблема — проблема мысленного общения, парасвязи. Причем проблема не физическая, а морально-этическая. Мысленный контроль над мгновенным перемещением в пространстве установить можно, а воспринимать чужую боль, страх, беду мы пока не научились.
— Для этого надо все время ощущать людей рядом, мысленно ощущать, эмоционально видеть их пси-сферу, желания и стремления. По-моему, это уже иные качества, другая энергетика тела, физические характеристики. Останется ли тогда от человека что-нибудь человеческое?
— Останется, — развеселился Богданов. — Доброта и стремление к совершенству. Разве не так?
На осмотр станции ушло два условных дня, хотя Филиппу помогала бригада инженеров спейсера под началом Станислава Томаха. К концу этого срока Филипп проникся к Богданову симпатией и уважением, малоразговорчивый и противоречиво-спокойный — по оценке Филиппа — заместитель начальника отдела безопасности оказался не только знающим дело специалистом и остроумным собеседником, но и тактичным и сдержанным человеком, в чем сказалась двойственность его натуры. По виду, мгновенной реакции на любой жест и беспокойному блеску глаз он должен был быть очень подвижным, нервным, суетливым человеком, на самом же деле богдановская выдержка даже вошла в поговорку, такого самообладания не было у «железного» Томаха, и это изумляло Филиппа и заставляло самого относиться к себе жестче, требовательней.
Отсек управления «левым» кольцом ретранслятора, как назвал его Томах, или «входом резонатора», как он назывался в паспорте, прятался под прозрачным куполом, способным выдержать ядерный взрыв, три одинаковых помещения с тремя совершенно одинаковыми компьютерами, координирующими работу оборудования станции. Два из них были дублирующими, но включенными постоянно в параллель с основным во избежание срыва канала.
При первом осмотре аппаратуры Филипп вдруг обратил внимание на панель терминала обратной связи, установленную специально для профилактического контроля работы компьютера, в рабочем режиме терминал был без надобности. Прямо над сенсором включения пульсировала необычайно красивая звезда, изменяющая со временем спектр излучения: три вспышки рубинового света, три оранжевого, три желтого, потом зеленого, голубого, фиолетового, и снова вся серия с начала… Озадаченный Филипп полюбовался чистыми переливами света и включил информ эксплуатации, однако в описании аппаратуры отсека не нашлось упоминания об индикаторе со сменой спектра. Судя по ответу информа, такая индикация не применялась на ретрансляторах вообще. Но «звезда» продолжала отсчитывать вспышки как ни в чем не бывало, а главное, источником света, как выяснилось, был просто участок панели, не имеющий подвода питания!
Филипп облазил весь терминал, сделал анализ материала панели и вынужден был сдаться: все параметры компьютера были в пределах нормы, а материал светящегося участка ничем не отличался от соседних. «Звезда» словно смеялась над ним, совершенно безобидная на вид, преобразившая панель в деталь сказочной декорации.
Может быть, это новейшая доработка оборудования? Но доработчики обязаны были оставить запись о реконструкции. Забыли? Маловероятно, хотя и не исключено. Что же это такое?
Ничего не придумав, Филипп поделился открытием с Богдановым, который отреагировал совершенно спокойно.
— Ну и что? — сказал он. — Вернемся и спросим у обслуги ретранслятора, не копались ли здесь доработчики. Нам важнее другое: узнать причину срыва груза.
На самом деле Богданов был очень и очень встревожен, но поделился своей тревогой только с Тектуманидзе.
Вечером второго дня, возвращаясь из очередной вылазки с Богдановым на станцию, Филипп, повинуясь больше инстинкту, чем сознательному решению, завернул вдруг в небольшой зал отдыха спейсера, откуда в коридор просачивались звуки музыки. Кто-то, вероятно, забыл закрыть дверь, и Филипп, прежде чем войти, с минуту размышлял, что привело его сюда.
В зале царил красноватый полумрак, и был он пуст, лишь в дальнем углу, где мерцал созданный видеопластом костер, кто-то сидел за столиком, уронив голову на скрещенные пальцы рук.
Музыка стихла. Сидевший поднял руку, пошевелил пальцами — зазвучала новая мелодия, Филипп вздрогнул. Это была старинная мелодия «Знак беды», напоминавшая о горечи утрат. Она всегда вызывала у Филиппа лирически-грустное настроение, а что такое настроение, как не климат сердца? И климат сердца у Филиппа после разрыва с Аларикой долго носил дождливый характер.
Откуда же здесь эта мелодия?..
Душу защемило так, что Филипп прикусил губу, бездумно глядя на трепет оранжевых языков пламени. Музыка продолжала свое нежное, тающее журчание.
Человек за столом встал и растворился во мраке. Но Филипп вдруг с суеверным страхом понял — женщина! Он не верил ни в совпадения, ни в мистику, ни в предчувствия, но в этот раз ощутил в себе такой властный зов сердца, что не раздумывая шагнул в зал.
Женщина стояла у громадного черного провала в стене — один из внешних виомов был включен в направлении Южного галактического полюса, — стояла, будто падая в абсолютную черноту пространства; взгляд невольно начинал искать искры света в этой темноте и не находил.