========== Глава 1. «Уединение дарует новую жизнь; изоляция же убивает» - Joseph Roux. ==========
Зима. Том знает, что сейчас двенадцатое января. Он продолжает отсчитывать дни с тех пор, как занятий у него поубавилось, кроме того, как ждать, пока снова появится солнце, хотя он уже и не был уверен в том, что это время когда-нибудь настанет. Это был первый год.
Вообще, с первого взгляда это могло бы показаться необычайно красивым и живописным. Всё покрыто чистейшим, переливающимся от света снегом, не было и намёка на транспорт, из-за которого снег становился серым. Все голые деревья тоже были им усыпаны и до сих пор казались живыми, а небо сливалось по цвету с землёй. Как будто постоянно было раннее утро или поздний вечер, всегда сумерки, словно Том попал в северную часть Скандинавии или на Аляску, либо в какое-нибудь сумасшедшее место, типа этого.
Но ощущения были здесь точно такие, как в аду. Тело горит от пронизывающей боли, отчего казалось, что кто-то пропускает заточенные стрелы через его слабые кости. Его горло всегда болело от холода, а уши никогда не были в тепле, потому что здесь постоянно выл ветер, который будто дул под прямым углом, и, казалось, что Том всегда идёт прямиком в его сторону.
Он падает; пытается шагнуть на заледеневшую, но всё же недостаточно затвердевшую поверхность водоёма, и поскальзывается, падая на руки и колени. Распластавшись на обжигающе холодном льду и камнях, он чувствует, что конца этому нет. Но затем он замечает едва заметную круглую штуковину, которая оказалась кнопкой, но она находится слишком далеко от него, чтобы он смог дотянуться. Он инстинктивно кричит — не для того, чтобы кто-нибудь мог его услышать — а из-за воздуха, который равнодушно сковывал его конечности холодом.
Чёрт. Он просыпается в своей палатке, шлёпнув себя по лбу. Это глупо. Чего страшного в смерти? Почему он пытается выжить? А потом, он чувствует слабость, ему нужны прогулки и свежий воздух. Нужна еда. Он чувствует больше, чем думает, и вот почему продолжает идти дальше.
Он упаковывает свою палатку, вторую пару обуви, флягу с водой. Его небольшая сумка. Он идёт.
В середине дня начался небольшой снег, что даже хорошо. Меньше льда.
Поначалу его проблема была в изобилии всего. Еды, одежды; всего, что ему было нужно, и он мог найти это повсюду. Никого поблизости. Побродив ещё немного, он вышел за черту города, где больше не было никаких магазинов. Никаких пустых зданий. Никаких людей. И он пришёл. Пришёл к осознанию, отдавая себе отчёт в том, что делает. Это похоже на то, как ты пробуждаешься ото сна, ещё оставаясь в нём, из-за чего не можешь понять, в чём дело, — или, может, он думал, что сон ещё продолжается. Он не мог вспомнить ни единого сна. Только те, что были до этого.
— Если что-нибудь вроде этого когда-нибудь случится, просто открой дверь и вдохни поглубже, Томми, — просто сказала ему (недавно?) по телефону мама с её лёгким мичиганским акцентом, когда ситуация накалялась; когда казалось, что опасность совсем близко. Нет ведь никакой пользы в том, чтобы пытаться бороться с этим, верно? Вот почему он никогда не носил с собой пистолет. Кого он попытался бы одурачить своим сопротивлением?
Том не в силах что-либо вспомнить. Но всё это совсем не так, как если бы он очнулся после комы. Он просто очнулся. И пошёл.
В первый день он решил отправиться на поиски людей. Он считает, что занимается этим и по сей день. Том не представляет себя последним живым человеком на свете. Это просто охренеть, насколько нелепая мысль. Но он ушёл так далеко, что знал — назад уже нет пути. Всё равно еда дома была ужасной и испорченной, поэтому он пошёл в другом направлении, но для чего? Здесь не было ни намёка на присутствие других людей. В спальном мешке не оказалось трупа его соседа по палатке. Никакого запаха разлагающегося тела. Мёртвые деревья выстраиваются в одну линию вдоль улиц. И у него появляется чувство, что если он вернётся назад, то там уже ничего не окажется.
Четырнадцатого января он видит медведя. Через сотни метров пройденного пути кажется, что в лесу кто-то есть, бесплодные ветки на земле с хрустом ломаются под чьим-то весом. Он подбирается ближе, медленно, как крадущаяся кошка, но его ботинки скрипят по снегу. Тому было нечем убить это животное. Он держится позади него. Перед глазами у него проносится большая часть его жизни, биение сердца замедляется, словно оно не может выдержать такого шока, но это просто его недостаток в виде трусости. Медведь оглядывается на несколько мгновений и несётся вглубь леса. Голодный.
Девушка Тома была с ним в постели. Это он помнит. Он вспоминает какое-то празднование черти чего, но это точно был не его день рождения. Он помнит свой день рождения. На самом деле, у него в памяти остались многие вещи. Но не то, как он очнулся, оказавшись здесь. Почему он здесь. Здесь. Где именно?
Первая пара обуви у Тома порвалась. Подошва износилась, а у него нет с собой носков, не то чтобы они его вообще защитили хоть от чего-нибудь. Запасная пара ботинок промокла, да и была бы бесполезна при таких условиях. Он просыпается ночью с испариной на лбу, и это значит, что он ещё не замерзает. Всё ещё январь. Пот только заставляет его дрожать ещё больше. Кажется, что легче найти магазин с одеждой, чем живого человека. Он привык к уединению. Это ему идёт — так он говорит сам себе.
Том пишет. Помимо необходимого, он взял ручку и небольшую записную книжку. Лучше было бы взять карандаш. Каждый раз, как ему хочется писать, приходится встряхивать ручку, дуть на неё, растирать между ладонями, чтобы чернила отмёрзли. Нетрудно догадаться, что они скоро кончатся.
Он записывает даты, когда его разум затуманивается (наверное, недостаток витамина В), а в голове появляется голос типа: «Дорогой Том. Это всё по-настоящему. Слишком больно, чтобы притворяться, будто не замечаешь».
Том начинает подозревать, что, возможно, совсем скоро умрёт, но…
Он открывает свой блокнот, а там только грёбанный февраль, остаётся лишь пара месяцев. Опять же, до чего? Допустим, что-то и произойдёт. А потом что? Найдёт что-нибудь. Да он, чёрт возьми, в какой-то заднице вселенной находится. Наверняка, пошёл неверным путём. Со временем должны появиться хоть какие-то знаки того, что здесь было раньше. Хотел бы он знать, как далеко он отошёл от того места. Где хотя бы намёк на дорогу? Хоть какие-нибудь дороги?
Том заболевает, и ему снятся самые сумасшедшие сны. Теперь он уже не падает во сне, а при пробуждении думает, что за ним гонятся всякие животные, и почти вылетает из палатки впервые за несколько дней. И всё равно у него не было никакой энергии. Ему кажется, что это грипп, но он понятия не имеет, где его подхватил. Не от медведя же. Ему хочется, чтобы в лесу были ещё животные. Даже если они хотели бы наброситься на него. Стало любопытно, убежит ли он отсюда.
Нос заложило, а его лоб горит от жара, насколько он сам мог оценить своё состояние. Он сидит посреди поляны, окружённой высокими безлистными деревьями, и, подняв взгляд, видит посередине человека, похожего на Волшебника из Страны Оз, который улыбается ему. Это напоминает ему о том, что ему привиделось однажды после того, как он впервые в жизни накурился. Он сидел на поляне со своей девушкой, которая пилила его, как циркулярная пила, и вела себя, как чокнутая, пока он спокойно наслаждался своими видениями. Он укладывается на землю так, что снег попадает ему в волосы, и на этот раз наслаждается оптическими иллюзиями в одиночестве, слишком уставший, чтобы двигаться дальше, даже чтобы натянуть капюшон. Этот волшебник рассказывает ему сказку, какие обычно читают детям перед сном.
Наверное, двумя днями позже, около полудня, Том с трудом пробирается сквозь снег и понятия не имеет, зачем ему идти куда-то прямо сейчас, или хотя бы пытаться идти. Лихорадка выматывает его, и он хватает горстку обледеневших насекомых, которых обнаружил под камнем. Вот то, до чего он дошёл. Какой смысл пытаться продлить свою жизнь, если это заканчивается так жалко, так быстро? Том глубоко вдыхает и ложится на землю, думая о пребывании здесь. Навечно. Он слышал, что не так плохо истечь кровью до смерти, но ужасно утонуть. Быстрый и лёгкий способ — сделать выстрел в голову (есть тут хоть какое-нибудь оружие?). Хочет ли он этого? Он может использовать лезвие от бритвы или просто подождать. Он мог начать мыслить позитивно, а мог оставаться в полной апатии и ждать своего часа. Или же мог начать вести себя как человек (дурак) и продолжать идти.