— Не совсем, — Громов снова потёр переносицу. — Гаранин — представитель одной из старших Гильдий и обладает правом вето. К сожалению, Роман отклонил моё предложение о сотрудничестве. — Он посмотрел на меня. — Как вышло, что ты не знал, чем он занимается? Вы же вроде друзья.
— Наши дороги разошлись, а он слишком упрямый и не рассказал о своих проблемах. — Ответил я. — Рома практически запретил мне ему помогать.
В этот момент в гостиную вошёл Эдуард, видимо, уже вернувшись порталом из Москвы.
— Андрей Николаевич, все вокруг знали, что у Димы в школе было всего три друга: Егор, Демидов и Гаранин. Как так получилось, что о последнем вы даже не подозревали? — спросил он, занимая свою излюбленную позицию возле окна.
— Потому что мои эрили пришли к выводу, что они едва знакомы. И что Гаранин максимум, что сделает, это поговорит с ним. Ведь Дмитрий, как глава рода Наумовых, отказался от опеки над Романом, когда умер Александр Юрьевич. — Громов поднял свой портфель и повернулся к двери, показывая, что разговор подошёл к концу.
— Какой опеки? — я непонимающе смотрел на него. — Впервые об этом слышу.
На Ванду я в этот момент старался не смотреть. И так кожей чувствовал её возмущённый взгляд. Будь она огневичкой, я бы, наверное, задымился.
— Твой отец, Александр Юрьевич Наумов, за две недели до своей смерти оформил опеку над Романом, — Громов посмотрел на меня с интересом. — Это обязательное условие для того, чтобы несовершеннолетний мальчик мог полноценно выйти из Рода. Нужно предоставить в мэрию опекуна, который будет нести юридическую ответственность за действия того, кто новый род образует. Вплоть до совершеннолетия последнего. Когда Александр Юрьевич умер, и ты вступил в права наследования, ваш поверенный вернул в мэрию все документы с пометкой отказа.
— Я не отказывался от опеки. Да я даже не знал о ней, — схватившись за голову, я чуть слышно выругался. Теперь понятно, о чём именно Ромка хотел поговорить, настаивая на встрече в Твери. И о чём хотел поговорить со мной отец в день своей смерти.
— Потому что отказ оформила я, — встрепенувшись, я посмотрел на женщину, вошедшую в гостиную.
— Мама?
Глава 4
— Да где же они? — Гаранин рылся в огромном сейфе, лихорадочно перебирая коробки, шкатулки, оружие и папки с документами. — Только не говори, идиот, что ты не выложил клинки после задания и оставил их в этой злосчастной куртке, — сквозь зубы процедил он. — Только не их. А если она к ним прикоснётся? Или поранится? Какой же ты, Рома, идиот. — Он поднялся на ноги и с силой захлопнул дверцу сейфа. — Конечно же, я их не выложил. Ведь сразу после закрытия контракта я поехал на эту сходку к Муратову.
Стоявшая на столе лампа неожиданно поднялась в воздух и, пролетев через всю комнату, вылетела в распахнутое окно.
— Вашу мать, — в сердцах выругался глава Гильдии убийц и выпрямился, закрывая глаза и делая глубокий вдох.
Прошло несколько дней со встречи с Дмитрием Наумовым и Вандой, и теперь Роман ощущал всё буйство собственной магии, которую он впервые за десять лет не мог взять под контроль. Слишком много событий, и ещё больше эмоций свалилось на него в тот день. Гаранин не в силах был сейчас с ними совладать, чтобы впасть в то состояние, так чётко прописанное в характеристике, выданной Ванде: холодный, безэмоциональный, лишённый эмпатии.
И у него не осталось ни одного тёмного артефакта, который помог бы ему справиться. Но последнее, что Роману хотелось сейчас сделать, — это сесть в машину и нестись в Тверь, чтобы встретиться с ними со всеми. Он не гордый, просить помощи ему не привыкать. Но Рома боялся, что не сможет после этого просто уйти. И даже если бы у него хватило решимости, он был уверен, что его не отпустят, и в этом случае он не сможет долго сопротивляться.
— Добрый день, я могу с вами поговорить, Роман Георгиевич? — Гаранин встрепенулся и повернулся к открывшейся двери, в которую вошёл молодой парень, внимательно разглядывающий хозяина кабинета.
— Евгений? — Рома нахмурился. Он практически сразу узнал в этом парне того полицейского, которому сломал руку в Колизее. — Я сейчас немного занят, — проговорил он, глядя на раскачивающуюся под потолком люстру. Источник, наконец, перестал активно бурлить, и Роману удалось хотя бы на время стабилизировать своё состояние. Только вот руки дрожали так, что это уже невозможно было скрыть. — Проходи, только быстро, — кивнул он, указывая рукой на стул.
— Что с вами? Вам плохо? У вас похмелье? — поинтересовался полицейский.
— Что? Нет. Я не пью, — тряхнул Рома головой и глубоко вздохнул, представляя, как выглядит со стороны.