Я вспомнил и достал из кармана последний выпуск «Футбола», парень тут же уткнулся в него.
Он работал электриком на заводе Лихачева, «болел», естественно, за «Торпедо» и в день матча, надев наушники, прыгал на койке и орал, как орут мальчишки на самой дешевой трибуне. У него была специальная толстая тетрадь, где он время от времени производил сложные расчеты очков, голов, угловых и одиннадцатиметровых, составлял варианты сборной, «десятки» лучших защитников, нападающих и вратарей…
И неизменно выходило, что лучшие защитники — в «Торпедо», а лучшие нападающие — в «Торпедо», а если взять лучший вариант сборной, то три четверти игроков в нем будут из «Торпедо».
До конца сезона оставалось недели три, «Торпедо» болталось где–то между четвертым местом и пятым. Но парень рассчитал, что если ЦСКА ляжет в Ташкенте, а «Спартак» сыграет вничью с тбилисцами, а киевляне продуют «Зениту»…
У парня была болезнь, о которой говорят близким родственникам; его костный мозг, словно изорванный изнутри, непрерывно выбрасывал в кровь больные лейкоциты, и у него все могло кончиться еще до конца футбольного сезона…
Ира сказала мне:
— Юра просил разбудить, как ты придешь.
— А что такое?
— Я не знаю. Просто просил разбудить.
Я посмотрел на Юрку и, как обычно в последнее время, почувствовал неуверенность. Когда спит выздоравливающий, все понятно и все правильно — пусть спит, скорее выздоровеет. А когда спит умирающий?
Отчасти мне было легче, когда он спал. В это время он не думал ни о чем, и не надо было врать ему ни словом, ни взглядом, ни жестом… Это тоже было как бы отсрочкой, будто и время спало вместе с ним, и секунды лежали беззвучной горсткой, как песчинки в нижней колбочке песочных часов, висевших у Юрки над кроватью.
Но иногда было жутко глядеть на него спящего, хотелось разбудить, чтобы он не отдавал временному забытью последние часы перед забытьем вечным.
А спал Юрка теперь все больше и больше…
Ира тихо погладила Юркину руку, но это не помогло — он слабо застонал во сне и сунул руку под одеяло.
Тогда я тронул его за плечо, и он открыл глаза.
Я сказал:
— Вставай, старик, хватит филонить.
Он зевнул и смущенно улыбнулся. Чтобы он не ушел в свою привычную мрачную сдержанность, я спросил:
— Что там, идея наклюнулась?
— Шикарная идея, — сказал он своим скрипучим голосом.
Кроме иронии, в угоду современной моде, было в голосе еще что–то, и я понял, что идея действительно есть, что все уже продумано и Юркой овладел его обычный, несколько нудный фанатизм.
— Ну, валяй, — сказал я и сел поудобней.
Но он ответил:
— Вот придет Сашка — тогда уж…
Мы немного потрепались и немного посидели молча. Юрка почти все время смотрел на дверь, и взгляд у него был нетерпеливый и целеустремленный.
Пришел Сашка, сел на Юркину кровать и вроде бы приготовился слушать. Но на нас он смотрел невнимательно, я лицо у него было как на похоронах.
Опять я подумал, что у него что–то случилось. Но что — понять не мог.
Юрка тронул Иру за руку, и она молча вышла. Не знаю, была ли для нее тайной Юркина идея, — вряд ли… Просто разговор предстоял мужской.
С минуту сидели молча. Мы, современные люди, — рабы иронии. И, наверное, Юрка подбирал для своей идеи веселый заход.
Я слегка поторопил:
— Ну?
— Есть одна шикарнейшая идея, — сказал Юрка. Он снова замолк, и я снова поторопил:
— Старик, не тяни. Мир жаждет.
Сашка сидел безучастно. Взгляд у него был короткий и сосредоточенный и к нам отношения не имел.
— Так как труд является священной обязанностью советского человека… — начал Юрка.
— И гражданина, — подсказал я.
— II гражданина, — повторил Юрка.
Он еще немного помолчал, улыбнулся смущенно и проговорил:
— В общем, братцы, не хочу жить тунеядцем.
— Жаждешь созидать?
— Вот именно…
Юрка запутался в манере и совсем замолчал. Сашка сидел все так же безучастно, и это беспокоило меня все больше и больше.
Юркина возбужденность уже передалась мне — я чувствовал, что идея действительно есть. Я сказал:
— Старик, хватит демагогии. Давай суть. Он помялся немного и сказал:
— В общем, чем так валяться… Есть же какие–нибудь лекарства, не утвержденные вашей бюрократией? Ну, которые, допустим, надо испытать?
Я повернулся к Сашке и стал смотреть на него так же внимательно и заинтересованно, как Юрка. Но теперь это было просто лицедейством. Юркина идея оказалась бедной выдумкой дилетанта, уверенного, что на безбрежных полях медицины есть все что угодно — надо только найти. Но медицина не безбрежна, а в данном случае она — пустой шкафчик для лекарств, висящий в кабинете главврача…