Конечно, и Юрка знал все. Но к своей последней обязанности перед наукой он отнесся серьезно и даже педантично. За ним наблюдал Сашка, наблюдали тихие девочки из лаборатории. Но и сам Юрка наблюдал за таинственным зверем, с тупой настойчивостью точившим его костный мозг, как древоточец сердцевину сосны.
Профессор во время обхода спросил его про суставы. И Юрка особенно тщательно наблюдал за суставами, проверял их работоспособность с помощью им самим придуманных упражнений и ставил прочие эксперименты над своим все менее надежным телом.
Приходил Сашка, и Юрка своим скрипучим голосом информировал его обо всем, что за день узнал о себе, о своих суставах, глазах, которые уже слезились, пальцах, которые уже деревенели, и деснах, которые уж разъедались крохотными нарывчиками.
Все это Сашка подробно записывал, и Юркина история болезни толстела еще быстрее, чем сам он худел.
Теперь с Юркой в палате помещались двое, но оба «ходячие». Собственно, и ему никто не запрещал ходить. Но ослабевшие ноги его почти не держали.
Однажды, когда мы остались одни, Юрка сказал, что ему надо со мной поговорить.
Я кивнул:
— Давай.
Я не очень удивился, хотя говорили мы с ним, в общем, каждый день, да и сегодня говорили часа полтора — о футболе, о Сарьяне, о преимуществах монорельсовых дорог и о прочих вещах, которыми живет человек, пока он живет.
Но я сразу понял, что это «поговорить» значит совсем иное.
Дверь была полуоткрыта, но я не стал ее закрывать и не стал придвигать стул поближе к; кровати — на черта лишняя торжественность! Хорошо это или плохо, не знаю — но время приучило нас решать свою судьбу и прочие дела на ходу, на автобусной остановке, в курилке между двумя затяжками…
— В общем, тут у меня кое–какие мысли, — для начала сказал Юрка своим новым, будто жеваным голосом, в котором от прежнего осталась лишь нудная, упрямая интонация.
— Наскреб все–таки кое–что? — спросил я.
— Наскреб, — согласился он.
Мы перекинулись еще парой подобных банальностей, раскачиваясь перед настоящим разговором. А на сам разговор времени уже не хватило — пришла сестра брать у Юрки кровь, сразу из пальца и из вены.
Я вышел в коридор и стал думать, что хочет и что может мне сейчас сказать Юрка.
Завещание? По идее, для него сейчас самое время.
Но что может завещать Юрка?
Имущество?
Велосипед, два трепаных костюма да подписные издания Гоголя, Паустовского и Маршака, а также историка Ключевского — подарок Риты ко дню рождения…
Свое дело?
Но Юрка не главный и не ведущий, он просто инженер. И просто уйдет из института — собственно, уже ушел, как уходит с поля подбитый футболист, рядовой футболист рядовой команды, которого и по фамилии–то едва помнят даже самые педантичные болельщики… Ушел, прихрамывая за ворота, к массажисту и врачу, а на поле уже бегает дублер, а в команде словно бы ничего и не произошло, а из зрителей добрая треть вообще не заметила замены. Заменили, как меняют в машине поврежденную деталь…
Сестра вышла со своим деревянным чемоданчиком, похожим на этюдник, и я вернулся в Юркину палату. Юрка лежал лицом к двери, зажимая согнутой в локте рукой рыжую от йода ватку. Я сказал:
— Что, старик, все пьют твою кровь?
Он ответил:
— Всё пьют.
Но больше шлепать губами мы не стали, потому что времени у нас было в обрез — каждую минуту могли войти.
Юрка сказал:
— Мне хочется, чтобы ты сделал одну вещь — потом, когда все это произойдет.
Я зачем-то поправил:
— Если это произойдет.
Но, как ни странно, эта лицемерная формула его даже малость развеселила, и он мрачно, но без ехидства повторил:
— Ладно. Мне хочется, чтобы ты сделал одну вещь — если это произойдет.
Я сказал, смягчив ухмылкой почти клятвенную торжественность фразы:
— Все, что угодно, старик.
— Ну вот, — начал Юрка. — Значит, тут такая история… Как тебе Ира?
Вопрос в принципе был риторический — мог бы и не задавать… Я ответил:
— Так же, как и тебе.
— Знаешь, — сказал он, — ей довольно туго приходится — мать да сынишка, не очень–то разбежишься на восемьдесят рублей. С квартирой еще всякая дребедень… Тут зима скоро, а у нее не то чтобы шубы — чулок теплых нет…
Заглянул было Юркин сосед по палате, но, увидев, что мы разговариваем, прикрыл дверь.
Юрка сказал:
— В общем, у меня есть кое–какие деньги, шестьсот рублей… Короче, я хочу, чтобы ты ей потом эти деньги отдал.
Я чуть было не спросил, когда «потом», но вовремя спохватился.