— Дождалась уже…
Я присмотрелся. Казалось, что за то короткое время, что минуло с утра, Полина Антоновна постарела. Да, несмотря на возраст, как я уже говорил, именно возраст был в ней чертой неопределяющей. Есть такая порода людей. И их годы, разумеется, видны, но не на них обращаешь внимание. Заслоняет годы уверенно текущая жизнь. Увы, свой час неизбежно приходит к каждому. Дрогнет что-то внутри, сдаст пружина, и откроется исподволь подбиравшаяся старость. Вот и увидел я вдруг вместо пожилой женщины старуху.
«Отыгралась-таки смерть Сергея…»
Мой взгляд меня выдал.
— Что, видно, как расквасилась?
— Вы не приболели? — откликнулся я штампованным откликом.
— Раздевайся, — кинула она.
Снимая плащ, я думал, что делать, продолжать допытываться или повременить. Решил не настаивать, сообразуясь с ее характером. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Полина Антоновна сама зашла ко мне в кабинет. Села в кресло напротив.
— Когда собираешься, Коля?
Что я мог ответить?
— Видно, пора.
Она кивнула одобрительно.
— Правильно. Погода-то уходит.
«Дался ж им всем этот солнечный юг!»
— Сегодня пойду на вокзал. А вы… как?
— Я в порядке, Коля.
Еще вчера я бы с ней согласился, хотя бы отчасти. Но не сейчас.
— Мне кажется, что сегодня…
— Похуже, Коля, похуже, — закончила она мою мысль с присущей ей прямотой. — Но ведь с ярмарки еду. Никуда не денешься.
— Можно и с ярмарки… не спешить.
— А если подгоняют?
Это уже давало право на прямой вопрос.
— Что случилось, Полина Антоновна? Произошло что-то?
Она вздохнула.
— Что произошло?.. Произошло. Вчера я тебе одно говорила, а сейчас другое скажу. Перерешила я.
— Что?
— Насчет комнаты.
«Вот тебе и Женькин пьяный бред! Вот тебе и Вадимово фанфаронство!»
— У вас был Вадим?
— Был.
Отвечено было так, что к расспросам не поощряло.
— Мне не нужно знать подробностей?
— Зачем они тебе? Я суть говорю — пусть живут.
Я чувствовал глубокую растерянность.
— Что это ты? Поник…
— А вы как же? С ними?
Она повела головой.
— Нет. Я, как решила, к старикам уйду. Пропишу и уйду. Пусть через исполком хлопочут.
Я молчал, и она добавила:
— Может, и в самом деле доброе дело сделаю, семью налажу.
Но ни уверенности, ни даже надежды в словах этих не прозвучала.
— Да… — только я и произнес.
— Вот и все, Коля. Спасибо тебе за хлопоты, за поддержку, и поезжай. А то я тебя из колеи выбила… железнодорожной.
Я в ответ улыбнулся чуть-чуть.
— Огорчен я, Полина Антоновна.
Во взгляде старой женщины промелькнула признательность, грустная признательность человека, который за сочувствие благодарит, зная, что сочувствие это ему не поможет.
— Не ломай голову, Коля. Ты свое дело сделал. Вот и пора на отдых. Там быстренько и забудешь. И я довольна буду. Огорчения жизнь сокращают. Хватит и Сергея.
«О чем это она? Ну какие у Сергея огорчения были, чтоб до могилы довести… А ведь были какие-то. Видно, с ними и связано… Что только?»
— Я, конечно, поеду, Полина Антоновна. Я и сам чувствую, как в чем-то помехой стал. Но перед отъездом… Можно один вопрос?
— Трудный?
— Трудный.
— Ну, спрашивай.
— Этот… хлюст, — сорвалось с губ перепахинское словечко, — Вадим то есть, он пригрозил вам?
Старуха взглянула на меня прямо и твердо, тем взглядом, что я еще с войны помнил, когда она, мужа и сына потеряв, явилась сюда претерпевшей, но не сломленной духом, чтобы взять заботы о племяннике.
— Угрозой, Коля, меня не возьмешь.
Сомневаться в ее словах я не имел оснований.
— Простите, Полина Антоновна, негодяи-то на все способны.
Она наклонила голову.
— Мне-то чего бояться?..
Получалась бестолковщина. Если и предположить, что прибег Вадим к грязной сплетне, марая имена Лены и Сергея, и даже о ребенке ляпнул (а вдруг и сам от ревности взбеленился и поверил!) — это не угроза все-таки. Внука Полина Антоновна, конечно, отвергнуть не могла, внук-то — радость. Ошеломление ее в таком случае совсем по-другому выглядеть должно. Откуда же подавленность, смирение, столь на нее непохожее?
Я хотел спросить, чем же он убедил ее, а спросил:
— Значит, он убедил вас?
— Убедил.
— Ну, что ж, Полина Антоновна, вам виднее, как лучше поступить, но если вы вынуждены действовать не добровольно…
— Не беспокойся.
Однако я закончил:
— На всякий случай, Игорь Николаевич вас знает. К нему можно обратиться.
До сих пор она сидела понуро, апатично, но имя Мазина будто встряхнуло ее.