— Немного. Каким образом, при каких обстоятельствах снимок попал к Вадиму.
— А не к Лене?
— Наверняка она получила его от Вадима. В этом поверь мне на слово.
— А зачем, под каким предлогом я буду расспрашивать больного человека о таком частном случае? Он удивится.
— Скажи, что Наташа интересуется.
— Знаешь, Игорь, я, кажется, первый в мире сыщик, который не представляет себе, что он ищет и для чего.
Свидание с Перепахиным мне устроили в отдельной комнате куда его привезли в больничном кресле.
Я, разумеется, готовился увидеть тяжко пострадавшего человека, но действительность превзошла ожидания. Живой труп в данном случае выражение не самое сильное. Я стоял и не знал, что делать. Слов не находилось.
Вдруг по его мертвенно-желтому лицу поползло нечто напоминающее усмешку.
— Ну и дурацкий у тебя вид, — сказал он тихо, с трудом шевеля прилипшими к деснам губами.
— У меня? — спросил я так же тихо.
— А у кого ж! Ты что, живого алкаша никогда не видел?
«Да ведь жив-то ты по случайности…»
— Тебе плохо? — спросил я неуместно.
— А как ты думал? Согласно законам физического и нравственного разрушения.
Я держал в руке кулек с яблоками.
— Ты что принес?
— Вот…
Я положил кулек на столик рядом с креслом.
— Лучше бы пузырек принес.
— Может быть, хватит?
— Поздно.
Похоже было, что устами этого спившегося младенца глаголет печальная истина.
— А дети?
Это был больной вопрос, и он мучительно сморщился.
— Детей государство не оставит. Государство у нас доброе.
— Женя…
— Только не агитируй, ладно?
Я подавил вздох.
— Не буду.
— Вот и хорошо. Все сам понимаю. Но местами. С памятью провалы.
Он не хитрил. Видно было, что говорит правду.
— И как мы с тобой распрощались, не помнишь?
— Помню, дерево над головой качалось.
«Сам ты качался, старый дуралей».
— Верно, у дерева и расстались. А потом?
— Потом ночь. Ну и что? Сам видишь, не дали мне пропасть.
Пахло медикаментами. В шкафу за стеклом виднелись темного стекла флаконы с притертыми пробками.
— Ничего не помнишь?
— Ни фига. Удивляюсь только, почему сюда привезли, а не в вытрезвитель. Видно, совсем дуба давал.
— Да, было плохо.
— А ты как объявился? Ты разве уезжать не собирался? Путается у меня в голове. Кажется, про море говорили…
— Было и такое. Но я задержался. А с памятью у тебя тогда еще началось, под деревом.
— Заметил?
— Еще бы! Ты даже Михаила забыл.
Я сознательно не смотрел в этот момент на Перепахина и не могу сказать, как прореагировал он на мой вопрос внешне, но задел он его несомненно.
— Опять ты… Ну и что? Забыл.
Тогда он говорил «не знал».
— А Наташу помнишь?
Перепахин молчал, видно, соображал, как лучше ответить, «вспомнить» или прикинуться непомнящим. Потом повторил свое:
— Ну и что?
Это уже можно было принимать за согласие.
— Я был у нее.
— Ну и что?
— Да наплел ты тогда мне много.
— Что наплел?
Это он спросил быстро, заинтересованно.
— Насчет Сергея.
— Не помню.
— Тогда что говорить…
Женька снова погрузился в трудные размышления.
За дверью мимо простучали две пары каблучков. Послышался женский голос:
— Я сразу обратила внимание. Такой интересный больной…
Ответа я не расслышал.
Перепахин медленно произнес:
— А ты скажи. Может, я что-нибудь и вспомню. Мне же нужно память восстанавливать.
— Ерунду говорил. Про Сергея и Лену. На любовь намекал. Даже ребенка приплел.
— Ну и что?
Теперь это «ну и что?» звучало совсем не так равнодушно, как вначале.
— Бред, клевета, вот что.
— Не помню.
Меня это начало раздражать, хотя я и понимал, что человек, сидящий передо мной, болен, что он жертва злого умысла, и я пришел проведать его. Но ясно было и другое — он сам главный источник своих бед, и я пришел не только сочувствовать, но и узнать нечто важное. Важное, между прочим, для него самого. О чем, однако, говорить было невозможно.
— Женя, — решился я, взяв себя в руки. — На самом деле Сергей отец Лены?
На этот раз я смотрел прямо на Перепахина.
Он снова сморщился.
— Брехня.
Так коротко и ясно мог говорить только человек, который ничуть в словах своих не сомневается. Я несколько растерялся.
— Позволь…
— Брехня.
— Да ты сам подтвердил это!
Конечно, эту фразу он не понял. Нужно было пояснить.
— Снимок на кладбище ты делал?