Ответом моим он, конечно, остался недоволен, но и не попрекал меня за скрытность.
— Вы ему ближе, чем я, — добавил я утешительно.
— Да ничего, уживаемся.
— Где же он?
Дядя Гриша показал ложкой на приближающийся комбайн.
— Вот…
— И как он работает на машине?
— Справляется, помаленьку. На рекорд еще не вышел, но на кусок хлеба заработать может.
Комбайн приближался, пригибая и, срезая густой хлеб. Дядя Гриша махнул рукой, и машина остановилась, поравнявшись с нами.
— Толя! Гость к тебе.
Мне показалось, что мальчик не хотел выходить из кабины. Во всяком случае, вышел не сразу. Но куда ему было деваться? Маленькая фигурка отделилась от пышущей жаром пыльной красной машины, мелко вздрагивавшей и гудящей невыключенным мотором.
И снова мне показалось, что идет он неохотно, будто заставляет себя переставлять ноги, совсем не так, как следовало подростку, который на глазах у взрослых выполняет настоящую мужскую работу. Одет мальчик был в узкие латаные и застиранные джинсы, но и они казались велики на его худом, черном от загара теле.
— Ну и худющий, — сказал я, пока Толя шел к столу.
— Ничего, были б кости, мясо нарастет, — ответил дядя Гриша, крепыш, в котором, казалось, никаких костей отроду не бывало.
— Он устает, наверно.
— Не замечал.
— Идет медленно.
— Гостя не ждал.
«Еще бы!»
Толя был уже рядом.
— Здравствуй! — шагнул я навстречу. — Ты меня, конечно, не узнаешь…
Он посмотрел. Конечно, ждать меня здесь Толя не мог, но узнал, и не только узнал, неожиданно для меня вдруг улыбнулся, мне даже показалось, обрадованно.
— Узнаю.
— Ну, здравствуй, — повторил я, протягивая руку.
Его сухая ладошка прикоснулась к моим пальцам.
— Здравствуйте.
— Я от мамы.
— Случилось… что-нибудь?
Улыбка пропала, появилась тревога.
— Да нет, все в порядке, она тебе переслала кое-что, — откликнулся я по возможности бодро.
И я протянул посылку.
Мальчик быстро присел на лавку и стал перебирать содержимое — новые джинсы, майки, банки с консервами.
Дядя Гриша наблюдал искоса.
— Штаны — это хорошо, — заметил он, — парень уже светит задницей, а еда ни к чему, мы сами в город посылаем.
— А письмо? — спросил Толя.
Об этом я не подумал. Выходит, писать не решилась.
— На словах передала — все в порядке.
— Мама дома?
— Конечно. А где же ей быть?
«Послушал бы мой бодрый тон Мазин! Но почему он так спрашивает? Ведь он ничего не знает?..»
Дядя Гриша поднялся.
— Ну, потолкуйте. А машина стоять не должна. Жатва не ждет.
И направился к комбайну. По походке было заметно, что он не молод. Конечно, жатва ждать не могла, но вряд ли одно это соображение подняло его с места. Есть люди грубоватые на вид, но обладающие очень развитым чувством такта. Видно, и дядя Гриша был из таких. Он почувствовал необычность нашей встречи с мальчиком и не хотел, наверно, быть нежелательным свидетелем. И я был рад, что он отошел. Так было легче объяснить, зачем взялся доставить не самую необходимую посылку не очень знакомый человек.
— Как ты тут?
— Хорошо, — ответил он, как отвечают послушные дети, хотя Толя, несмотря на почти физически ощущаемую щуплость, вблизи маленьким не выглядел. И не только потому, что на глазах у меня выполнял взрослую работу, лицо у мальчика было рано повзрослевшее.
— Хорошо, — повторил Толя, провожая взглядом удалявшийся комбайн.
— Какой же урожай? — задал я дежурный вопрос.
Он взглянул на меня, как бы проверяя, а нужно ли мне это на самом деле. Потом ответил:
— На круг тридцать шесть.
— Техника не подводит?
— В хороших руках не подведет. Дядя Гриша машину на зиму у себя во дворе держит.
— А это разрешается?
— Ему разрешают.
— Такой работник?
— Человек такой, — сказал мальчик с гордостью.
— Я вижу, вы подружились.
Толя кивнул сдержанно.
Я ждал большего в адрес дяди Гриши, но мальчик был явно не расположен к разговору.
— Тебе, кажется, мой приезд не по душе?
— Почему? Я рад.
Рад, он сказал искренне, но я не почувствовал, что радость эта имеет непосредственное отношение ко мне лично.
— И я рад, — тем не менее откликнулся я.
— Вы? Почему?
— Ты сначала спроси, почему я приехал.
Вот это было необдуманно, потому что задай он мне такой вопрос, ответить на него было бы трудно. Но, к счастью, он его не задал.