— Попутно, наверно…
Конечно, по пути я должен был наметить какой-то план нашего разговора. Но я же не Мазин, у меня в привычке полагаться на непосредственные чувства в непосредственной ситуации.
— Нет, специально.
— Я не знал, что вы с мамой знакомы.
Я пояснил:
— Видишь ли, если по большому счету, мы почти не знакомы, но так получилось. Я с вашей школой давно связан, ваша директриса у меня училась.
И тут он, наконец, проявил себя.
— Значит, это вы ее выучили, что Онегин хороший человек?
Нужно было вести себя честно.
— Я учил ее, что Онегин передовой человек.
— Разве передовой и хороший не одно и то же?
— Ну, как тебе сказать. Это не всегда совпадает. Не все наши великие писатели были людьми передовыми, с нашей точки зрения. Ты же знаешь, например, о письме Белинского к Гоголю?
— При чем тут Гоголь? Передовой он или не передовой, это Белинского волновало, в свою эпоху. А нам книги остались, мы по наследию судим. А от Онегина что осталось? Взять хоть дядю Гришу. Дядя Гриша трудяга, а Онегину труд упорный был тошен…
— Да, я знаю твою точку зрения.
— И еще передовой человек жуликом быть не может, — бросил он с вызовом.
— Разве Онегин воровал?
— Не про Онегина я, а про тех жуликов, что чужое присваивают, а о передовом распинаются. Да и Онегин оброком пользовался.
— У Пушкина, между прочим, тоже крепостные были.
— Пушкин свое отработал. Вот и получил по способностям.
Я невольно улыбнулся такому современному взгляду. Мальчик многое упрощал, однако это был честный задор. Пусть наивно, но он связывал литературных героев с окружающей жизнью, видел в них нечто живое, а не пресловутые «образы». Но по преподавательской инерции я заметил:
— Подрастешь, взглянешь на вещи шире.
— Нет, — отрубил он резко.
— Почему нет?
— Знаю эту широту. Слишком широко. Все можно, да?
Я удивился.
— Ты никак читал Достоевского?
— Нет.
— Значит, кино видел? «Братья Карамазовы»?
— И кино не смотрел.
— А говоришь, как Митя Карамазов.
— Что он говорил?
— Широк человек, нужно бы заузить.
— Здорово! А он кто был?
— Митя был запутавшийся человек, и в конце концов в каторгу был осужден.
— Воровал?
— По ложному обвинению.
Толя вдруг сжал острые кулачки.
— А почему вы все-таки приехали?
Теперь вопрос был поставлен ребром.
— Ну, как тебе объяснить… Ты мне на диспуте понравился, а тут такая петрушка, узнал я про твое несчастье…
— Какое?
Прозвучало так, будто несчастий было несколько.
«Неужели знает? А ведь могло дойти как-то, могло».
— Отец погиб у тебя.
— Да…
— Мать считает, что трудно тебе.
— И вы, посторонний человек, поехали?
Мальчишка бил в точку. Но с другой стороны, разве я обманывал его?
— Поехал, как видишь.
— Утешать?
— Ну, нет. Я понимаю, что паренек ты крепкий.
Он скривил губы, не принимая похвалу, сочтя ее, видимо, дешевой приманкой.
— Хотелось убедиться, что ты в порядке, и все.
— Убедились?
— Дядя Гриша сказал, что в порядке.
— Правильно.
На этом он, кажется, решил, что сказано между нами достаточно, и спросил не очень тактично:
— Когда ж поедете?
Я невольно взглянул на солнце, а не на часы. Ведь на часы мы в городе смотрим потому, что солнца не видим.
— Сегодня не успею. С утра пораньше.
Ужинали мы поздно, в темноте, во дворе у дяди Гриши под кряжистой грушей, через ветку которой был переброшен провод с электрической лампочкой. Дневной зной отпустил, с недалекой речки тянуло прохладой, оттуда же небольшими группами тянулись на свет и добычу комары, звонко возвещая об угрозе и накликая собственную гибель. Дядя Гриша время от времени гулко шлепал по темным обнаженным рукам.
— Надоедливая скотина, — говорил с досадой, — но здешний комар что… Вы на Севере бывали? Вот там да… Комар тучей, а за ним гнус, это да…
Хозяйка подоила корову, принесла парного молока. Я с удовольствием отведал этот полузабытый напиток. Разговор шел о том о сем. Потом дядя Гриша заметил, что Толя клюет носом, и сказал:
— Пора на боковую, сынок. Подъем ранний, сам знаешь.
Анатолий поднялся и повернулся ко мне.
— До свиданья. Мы рано уедем, я вас не увижу больше. Маме передайте, что меня видели.
— И все?
— А что еще?
— Хорошо, передам.
Признаться, я испытывал чувство неудовлетворенности. Хотелось поговорить основательнее, чувствовал, что и Мазин ждет большего, хотя не упрекнет, конечно. Но вот так получилось. Вроде все в порядке, о чем же еще говорить? Да и мальчишка не стремился. Жаль. Получилось, вроде курьера слетал…