К Новосибирску подъехали в 4 утра. Гена, так и не сумев разбудить дочку, наскоро закутал её в пальтишко и вынес встречавшему его отцу, а я помог ему с сумками. Мы попрощались и я, дождавшись, когда откроют метро, поехал на «Юго-Западный». Там я от соседок узнал, что моя тётка лежит в больнице и поехал заселяться в гостиницу. После всех расчётов у меня оставалось 1800 рублей и я, не зная, сколько стоит билет на самолёт до Алматы, решил ехать домой на поезде. Приехал в центр города, но предварительные железнодорожные кассы по случаю выходного дня оказались закрыты.
С трудом отбившись от огромной толпы цыганок, крутившейся на площадке возле касс, я проскочил по этой улице ещё квартал и свернул к авиакассам. Там всё работало, а в самом центре зала даже оказался справочный терминал. Похлопав по кнопкам, я увидел, что билет на самолёт до Алматы стоит-то всего 1225 рублей и немедленно его купил.
В понедельник я съездил на электродный завод, находившийся почти в трёх часах езды от Новосибирска, а во вторник уже улетал домой. Ранним утром над городом навис туман. Только-только начало светать, и в лучах уличных фонарей было хорошо видно, как по воздуху плывёт себе куда-то густая мокрая слизь. По платформе электричек, несмотря на седьмой час утра, бродил абсолютно пьяный мужик и орал, что он неоднократно, и в самой извращённой форме, поимел и Горбачёва, и Ельцина, и разных прочих гайдаров. Как там дальше у Ильфа и Петрова: «…слабое женское население, густо облепившее подоконники дома №7 по Перелешинскому переулку, очень негодовало на дворника, но от окон не отходило!»
На остановке возле железнодорожного вокзала «Новосибирск-Главный» экспрессов до «Толмачёво» не оказалось. Зато стоял обычный городской «ЛиАЗ-677» 122-го маршрута, шедший в аэропорт со всеми остановками. Вся задняя площадка была уставлена тюками и чемоданами, но народу было совсем немного. Автобус вскоре поехал, а кондукторша, сидевшая у меня за спиной, громко выкрикивала названия остановок, и мне не составило труда записать их в блокнотик…
Аэропорт был укрыт таким же густым туманом. Вскоре стали объявлять задержки рейсов – про наш самолёт даже сказали, что идя с Алма-Аты, он сел пережидать плохую погоду в Кемерово. На первом этаже здания аэровокзала торговали мороженым серо-жёлтого цвета, выдавливаемым из автомата сразу в вафельные стаканчики. Именовался сей продукт «Орехово-абрикосовым десертом» и стоил 8 рублей 73 копейки, но сдачи с червонца я от продавщицы так и не дождался.
Туман рассеялся через три часа, и самолётики начали летать – сначала робко, по одному, потом всё смелее и смелее… Прилетел наш, и объявили регистрацию. Начальство толмачёвского аэропорта, хоть и заметно поприжало свои таможенные зверства, но не устроить хоть какой-нибудь пакости улетавшим просто не могло: на сей раз оказалось, что при регистрации на любой рейс абсолютно каждый пассажир должен заплатить 25 рублей «аэропортовского сбора» без всякой квитанции! И, когда целая толпа командированных возмутилась этим беспределом, пришла начальница смены и милостиво разрешила регистраторшам ставить нам в билеты штампики с указанием дополнительно взыскиваемой суммы.
Когда наш самолёт поднялся в воздух и пробил облака, оказалось, что где-то там, на высоте «девять-сто», по-прежнему продолжает светить солнышко. Дома в Алма-Ате тоже моросил мелкий и нудный дождь…
Конец