– В ванной действительно никаких следов борьбы?
– Нет.
– Синяков, ссадин на теле?
– Дима! Но я же испугалась безумно, я не разглядывала! Но заметила: лицо – под водой – спокойное, даже счастливое. Меня очень это испугало. Он явно мертвый, но словно бы улыбается.
– А как у Александра было с алкоголем?
– Всем бы так! Полный контроль. В артистической среде это редкость. Но Сашу мама лет с шестнадцати учила: знать свою меру и всегда ее соблюдать независимо от обстоятельств.
– Мера – это сколько?
– Да совсем чуть-чуть: бокал или рюмка. Изредка – две.
– От него пахло, когда ты нашла тело?
– Пахло… Слегка. Но я не принюхивалась. Поймите же: мне очень страшно стало!
Ее глаза снова налились слезами.
А Полуянов опять поймал себя на деструктивной мысли. Да, Кася – особа лживая и женскими секретами владеет в совершенстве – все эти слезки, комплименты, восхищенные взгляды. Но хотя видел он ее насквозь, все равно еле удерживался, чтобы не схватить в охапку, не обнять крепко, не утешить.
Да, зря – очень зря! – он поехал к ней извиняться.
В детстве Полуянов читал, как может выглядеть мир после взрыва нейтронной бомбы. Сейчас описания фантастов обретали реальность. Самый час пик, семь вечера. Витрины ресторанов мерцают, но никто в них не входит. Улицы пусты. Только «Скорые помощи» завывают сиренами.
Надька тоже сегодня не дала тепла и отдохновения.
Едва вошел, напустилась:
– Дима, где ты бродишь?
– Где сейчас можно быть – кроме работы?
– А телефон почему молчит?
Он потихоньку начал заводиться:
– Я всегда выключаю звук, когда беру интервью!
– А потом почему не включил?
– Забыл.
– Я весь день с ума схожу! Знаешь, как мне страшно было!
Перепуганной она, однако, не выглядела – настоящая жена из карикатур. Дородная, румяная, только скалки в руке не хватает. Что за контраст с худенькой, реально взволнованной Касей!
Дима сухо спросил:
– Чего тебе бояться, если дома сидишь?
– За тебя беспокоюсь! Ты же постоянно рискуешь! А у меня сегодня начальница заболела! Температура под сорок, сделали КТ – поражение шестьдесят процентов. Сразу в реанимацию!
– Ну… Скоро получишь повышение.
– Не смешно! Она, между прочим, из дома только в магазин выходила! В перчатках, в маске! А ты по всему городу шляешься! Безо всякой защиты!
Умом Полуянов понимал: Надя просто за него очень переживает. Но он терпеть не мог, когда после сложного дня его прямо в коридоре начинали «грузить». И Митрофанова, кстати, об этом прекрасно знала.
Он сухо спросил:
– Ужин есть?
– Давно остыл! Откуда я знала, когда ты соизволишь прийти?!
Дима предложил миролюбиво:
– Я пойду разогрею.
Он сбросил ботинки и направился в кухню.
Надька снова взвилась:
– Куда?! А руки мыть?!
Детский сад. Злобная воспитательница. Полуянов послушно повернул в ванную.
Он мимоходом взглянул в зеркало. Лицо усталое, под глазами тени. Вот Кася бы на него с порога орать не стала – сказала бы что-нибудь доброе, приласкала.
Тьфу! Да что ж никак ее из головы не выкинешь? Недаром Кассандрой назвали. Настоящая колдунья!
Что скрывать: Лике куда больше нравилось, когда Кася была несчастной, беззащитной сироткой.
Двоюродная сестра появилась в ее жизни двадцать лет назад. Родители дали девочке вычурное имя Кассандра просто потому, что «дурака решили повалять», и сами закончили жизнь бесславно. Отец попал под поезд. Мама, как считалось, умерла от сердечного приступа, но в Ликиной семье всегда говорили: «Допилась». А Касю (когда думали, что дети не слышат) называли «типичным пьяным зачатием». Хотя сама Лика не видела в сестре генетических несовершенств. Подумаешь, простейший стих по два часа учит и в дробях плавает! Зато мальчишки хвостом ходят. У нее самой наоборот: отличные оценки, а внешность – самая заурядная. Мама всегда говорила, что жизнь их рассудит. Мол, красота – явление преходящее, а ум – это навсегда.
Кася с превеликим трудом смогла поступить в местное медучилище. Лика – покорила университет в Санкт-Петербурге. Касе с первого курса приходилось биться за кусок хлеба – мыть в больнице полы, выносить за старухами судно. Лика могла полностью сосредоточиться на учебе. Королевой красоты по-прежнему не была, но интересные знакомства появились. По счастью, в Северной Пальмире хватало молодых людей, не приходящих в ужас от слов «опера» или «музей».
Кася, едва окончив училище, тоже покинула их городок. Лика звала в интеллигентный Питер, но сестра предпочла купеческую Москву, где возможностей больше. Устроилась на работу в поликлинику, сняла даже не комнату, а угол. Жаловалась, что не высыпается. С удовольствием приезжала к Лике в гости – той родители купили в ипотеку «однушку».