Обречённо выдохнув, Саймон застегнул часы на запястье. Джен не должна узнать, что они сломались, это её сильно расстроит. Поэтому Дорф решил после работы заскочить в магазин и потребовать ремонта или замены. Главное – успеть это сделать до возвращения домой. А пока пусть они будут на руке, они слишком хороши, чтобы валяться в кармане. Всё-таки здорово, что Дженни осталась на ночь у родителей и не заметит поломки часов.
Одёргивая пиджак, Саймон сбежал по порожкам и, открыв скрипучую дверь «Доджа Чарджера», доставшегося от отца, остановился, обернувшись на сетчатый забор. Грима не было на привычном месте. Одни лишь опрыскиватели ритмично посвистывали на соседской лужайке.
«Неужели старик всё же решился?» – подумал Саймон, мысленно попрощавшись с псом.
Он забросил дипломат на заднее сиденье и спустя минуту уже разгонял восьмицилиндровый двигатель старенького «Чарджера», двигаясь в сторону города.
Утренние улицы были пустынны, и Дорф позволил себе держаться на верхнем пределе разрешённой скорости, как делал каждые выходные. Ему всегда нравилось вставать в эти дни рано, пока город ещё спал и будто весь был в его власти.
Остановившись на светофоре центральной городской улицы, Саймон отбивал по рулю такт играющей в магнитоле мелодии, бездумно поглядывая то на светофор, то в зеркало заднего вида, в котором отражались шесть пустых полос.
– Say goodbye to everyone, – подпевал Дорф, закатывая автомобиль на подземную парковку Центральной больницы, в которой работал, – Goodbye to everyone[7].
Вынимая ключ из двери, Саймон поглядел назад на девятое парковочное место, где обычно ставил автомобиль Грегор. Сегодня оно пустовало. Значит, машина ещё в ремонте. Пряча ключи, Дорф не смог сдержать улыбки, вспомнив рассказ друга о случившемся. Как-то, возвращаясь домой с работы, Грегор угодил в пробку, в которой стоял около часа. И вот, когда впереди наконец забрезжил просвет, он нажал педаль газа, но вдруг что-то с жутким треском проломило крышу его автомобиля. Как выяснилось позже, кто-то скинул пакет с водой с крыши высотного дома, и тот, набрав в полёте вполне приличную скорость, умудрился насквозь пробить железное покрытие. Рассказывая эту невероятную историю, Грегор, кажется, сказал: «Вот вам и законы физики».
Лифт, поднимающий Саймона на пятый этаж, двигался слишком медленно. Обычно в нём играла радиостанция с классической музыкой, но сегодня вместо привычных оркестровых мелодий из динамика под потолком раздавался глухой свист, который появляется в эфире всякий раз, когда станция прекращает вещание.
Саймон прошёл мимо стола дежурного врача, на котором стояла чашка остывшего кофе. Отхлебнув немного приторно-сладкого напитка, он извлёк из шкафчика планшет с данными своих пациентов и, перелистывая аккуратно составленные списки, открыл спиной дверь в пустую ординаторскую. Неспешно сменив пиджак на халат, Дорф бездумно поглядел на настенные часы, не заостряя внимания на положении стрелок, и приступил к работе.
– Подъём, ребята, – крикнул Саймон, влетая в палату, в которой лежало четверо его подопечных. В это время больные всегда спят и вот за такое поведение лечащих врачей откровенно ненавидят утренние обходы, но график есть график, и хочешь не хочешь, приходится с ним мириться. Однако в этот раз не заворчал никто – палата была пуста.
Дорф молча стоял посреди комнаты и глядел на скомканные одеяла. Казалось, пациенты только что встали и дружно покинули помещение. Саймон медленно вышел в коридор. Больница утопала в безмолвии. Врачи уже давно должны были вовсю хлопать дверями и скрипеть подошвами по кафелю, выполняя ежедневную работу, но по какой-то причине клиника по-прежнему оставалась мёртвой.
Саймон подошёл к прозрачной двери соседней палаты, и в ней тоже никого не оказалось. Ускоряя шаг, он двинулся вдоль коридора и сквозь синеватые стёкла двери каждой палаты видел лишь пустые кровати. Пробежав мимо столика дежурного, он влетел обратно в ординаторскую. Пусто. В комнате не было ничего, что хотя бы как-то могло указывать на недавнее присутствие людей – слишком тихая, слишком чистая, слишком пугающая.
Дорф подошёл к окну и отодвинул жалюзи в сторону, глядя вниз на безлюдную улицу. Только сейчас он заметил, насколько она была пустынной. Не было никого – ни прохожих, ни проезжающих автомобилей, ни даже Байды-Дэйва – местного бездомного, который в это время обычно рылся в мусорных баках в поисках чего-нибудь полезного, толкая перед собой переполненную хламом гремящую тележку. Последние два года Байда жил в долгострое напротив клиники, и из окна ординаторской отлично был виден второй этаж, где бездомный в бочке сжигал мусор, чтобы согреться холодными вечерами. Бочка ещё чадила, но на старом матрасе в углу Дэйва не было.