— Я не знаю, сможет ли мой отец когда-то простить тебя.
— Как-то обойдусь, — отрезал он и дальше поволок меня в сторону своей машины.
— Но вы же работаете вместе! — не отступала я.
— Это он работает на нас, а моему отцу глубоко плевать, что обо мне думает Рейнольд. Впрочем, как и мне.
У машины он опустил мою руку и сел внутрь. Я, не колеблясь, повторила за ним. Рыкнул мотор, зажглись фары, и, надавив на газ, Вильям увозил меня всё дальше от дома — если я могу его так назвать. Сжимая в руках куртку, которую не успела надеть, я откинулась на спинку сиденья и только тогда почувствовала влагу на своём лице. Слёзы одна за другой катились вниз по моим щекам к подбородку и там стекали в шею, щекоча её тонкую кожу. Я подняла руки к глазам и отчаянно пыталась вытереть все капли, чтобы Вильям их не увидел. Стирала и стирала с такой силой, с такой болью, что остаться незамеченной было невозможно. Красный свет осветил салон машины — и тогда крепкие, мужские руки сомкнулись на моих кистях, с нежностью оттягивая их назад.
— Успокойся, — потребовал он.
Я не стала ничего говорить и отвернулась от него к окну. Не потому, что мне не хотелось его видеть — наоборот. Я мечтала приблизиться к нему, обнять, приласкаться, чтобы тепло его тела согрело моё. Но в зеркале заднего вида я видела своё лицо: уродливое и грязное. Вместе со слезами я размазала косметику, растёрла черными пятнами тушь. Губы мои потрескались, веки опухли, пряди спутались. Я выглядела как беглянка — ничтожная и жалкая.
— В бардачке есть салфетки, вытрись ими, — отпустив мои руки, снова приказал Вильям и сжал руль.
Светофор загорелся зелёным. Я потянулась к бардачку, щелчком открыла его и достала небольшую пачку салфеток. Машина тронулась вперёд, и краем глаза я случайно увидела, как побелели его костяшки пальцев, как проступили тонкие вены на тыльной стороне ладони. Вильям хорошо скрывал эмоции, не давал лишним словам сорваться с языка, но тело сдавалось. Злость, которой он сейчас давился, не выходила наружу, не чувствовалась в воздухе. Она засела глубоко в нём, рвала только его органы, смеялась ему в лицо. И я была спокойна, потому что знала — она не заденет меня.
— Спасибо, — искренне произнесла я.
Вильям лишь кивнул, оставив мою благодарность без ответа. Но и этому короткому движению я была рада.
Оставшуюся дорогу мы провели в молчании. Ему была необходима эта тишина, а я могла только предоставить её, любезно захлопнув свой рот. Вильям завернул внутрь какого-то двора — чистого и на вид дорогого — и вырулил в сторону подземной парковки. Мы начали плавно спускаться вниз, и мне открылась картина из серых стен, бетонных колонн и десятков разновидных иномарок, в которых я ничего не смыслила. Вильям проехал чуть ли не в самую глубь, с божьей помощью протиснулся между двумя машинами и заглушил мотор. Потухли фары, и он, не проронив ни слова, вышел из машины. Не желая отстать, я крепко схватила куртку и вышла следом.
Из-за высокого роста, на который я не смела жаловаться, один шаг Вильяма был равен двум моим, и, прибегнув к бегу, я кое-как догнала его. Мы шли в сторону лифта, который находился в самом конце парковки. Дойдя, Вильям остановился и нажал на одинокую кнопку на панели, после чего металлические двери тут же разъехались. Он жестом пропустил меня вперёд, и под его пристальным взглядом я быстро юркнула внутрь, а он — за мной. Оперевшись плечом об угол лифта, Вильям указательным пальцем нажал на цифру девять.
— Ты точно не против, что я побуду у тебя? — осторожно спросила я, нарушая молчание. Не знаю почему, но во мне закралось подозрение, что все свои движения он делал нехотя.
— Я сам предложил тебе, — безапелляционно бросил он.
— Да, но такое ощущение, что ты уже успел тысячу раз пожалеть об этом.
Мышцы на спине Вильяма, до этого расслабленные, после моих слов вмиг напряглись. Я застыла. Мысленно вновь и вновь проклиная собственную наглость, я с затаившим дыханием ждала его ответа. Вильям развернулся ко мне лицом и сдержанно сказал:
— Ты себя накручиваешь. Перестань это делать и просто прими мою помощь.
— Ты всё ещё зол? — моя нижняя губа дрогнула.
— Да. Но не на тебя, — его тон смягчился. — Твой отец конкретно вывел меня из себя. Зачем ему вообще нужно было тебя так принижать?
По его глазам я видела, что он искренне не понимал. Как жаль, что ответ кроется в моих руках, по локоть испачканных в крови.
— Я не знаю, — бесстыдно соврала я.
Лифт остановился, открывая нам безлюдный и уютный холл. Вильям вышел первым и звякнул связкой ключей в руке, которую вытащил из кармана. Я же следовала за ним, чувствуя лёгкое волнение в груди — ведь впервые окажусь в его апартаментах. Хоть его жест и был от жалости ко мне или от чистейшей доброты, но какова разница, если благодаря ей я подступлюсь к нему?