Я коротко кивнула, а после спросила:
— Что-то случилось? Неужто опять отец?
— Не поверишь, но нет, на этот раз не он. Нам в какую сторону? — подхватив меня под локоть, она осмотрелась вокруг, а я указала рукой в сторону восточного крыла, куда мы незамедлительно направились.
Только я смирилась с мыслью, что никаких подробностей дальше не получу, как она вдруг продолжила откровенность:
— Вчера я осталась у Вильяма, не взяв с собой ни косметику, ни одежду, ни тетради... Ну то есть ты понимаешь, что случилось это незапланированно. Всё было хорошо: мы поужинали, посмотрели какой-то фильм, который уже не помню, о чём был, и продолжили планировать его день рождения. — Я метнула на неё вопросительный взгляд. — Да, у него через пару дней день рождения. Он от слова «вообще» не хочет праздновать, но его заставляет отец, который почему-то переложил всю ответственность за организацию на меня. Мол, Вильям занят работой, а я молодая, и у меня куча свободного времени. И вчера, когда я ныла ему, что мне уже второй магазин отказывает в доставке шариков, он сказал мне заткнуться. Я, конечно, не поняла, с чего вдруг меня затыкают, спокойно спросила у него, в чём дело, но не прошло и минуты, как мы начали ругаться. В итоге он закрылся у себя в спальне, а я всю ночь сидела на диване, не могла уснуть и отрубилась лишь под утро, — договорила Гвен, когда мы вошли в полупустой кабинет. Она заботливо вела меня за руку к последней парте — туда, где мы впервые встретились и теперь всегда сидели.
Со стороны она выглядела спокойной, слегка отрешённой, а вот я изнутри кипела злостью — ярким гневом, смешанным со щемящей обидой за неё. Вслушиваясь в каждое слово и детально представляя их, я всё больше наполнялась недоверием и ненавистью к Вильяму, которого как человека знать не знала, лишь видела разок издалека. Я не слышала его голоса, не перекидывалась с ним короткими фразами, он даже не знает моего имени, но уже вызывает у меня отвращение. После стольких неудачных отношений Гвен не заслуживала ещё одного повторения, но в этой ситуации я была бессильна. Её любовь была выше моих холодных нотаций, так что я даже не хотела их озвучивать.
Мы сели. Я достала тетрадь, две ручки и черновик, который протянула Гвен, чтобы перед ней хотя бы что-то лежало. Она поблагодарила, а после жалобно протянула, что ужасно хочет спать, а я тешила её словами, что это последняя пара, и потом она пойдёт домой отсыпаться.
Как раз в этот момент в кабинет вошёл препод, разложил на столе свои папки и начал расспрашивать у нас домашнее задание. Я открыла тетрадь на нужной странице и уже готовилась поднять руку, чтобы ответить, как Гвен вдруг серьёзно произнесла:
— У меня к тебе есть просьба.
Я повернулась к ней и озадаченно посмотрела.
— Какая?
Она скрепила ладони в замок, чуть сутулилась в спине, словно была неуверенна в своём вопросе, а потом озвучила его:
— Пожалуйста, приди на день рождения Вильяма. Мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь рядом.
Я забегала глазами и предательски молчала, не находя достойного оправдания, чтобы отказать. Гвен же выжидающе и с откровенной надеждой смотрела прямо на меня, от чего я чувствовала себя под прессом.
Поняв, что я колеблюсь с ответом, она состроила чуть ли не плачущий вид и с нажимом задала вопрос, который точно вытянет после себя ответ:
— Ты же придёшь?
***
Обивка на заднем сиденье такси была мягкой, в салоне стоял приятный аромат хвои, но я всё никак не могла расслабиться. Комкала пальцами подол белого платья, по десятому разу поправляла причёску, каждую минуту, а то и секунду, проверяла время на телефоне — цифры на экране мучительно долго менялись. Моему волнению не было причины, но уже с самого утра, с самого моего пробуждения и первых мыслей оно нитью тянулось к моей шее, обвило её и затянулось тугой петлёй.
За грязным окном медленно растворялся город, уступая место непроглядному и глухому лесу, а бесконечное небо наполнялось мраком, отнимая свет у всего вокруг. Скорость машины размывала вид, смешивая всё в одно большое тёмно-зелёное пятно — словно неосторожность художника, опрокинувшего палитру.
Я никогда не бывала за городом — лишь проезжала мимо, не вглядываясь в детали. Но и представить не могла, что за этим лесом скрывался чей-то дом. Его дом. В котором он родился, вырос — и вскоре покинул.
Гвен как-то невзначай рассказала мне, что он недолюбливает это место, ненавидит. Даже купил квартиру в центре Портленда — чтобы не жить в тишине, а каждую ночь засыпать под шум машин и непрошенные стоны соседей. Я не понимала его, ведь отдала бы всё, чтобы жить в окружении природы, без толпы людей, слоняющихся без дела или спешащих куда-то. А Гвен, конечно же, его защищала и оправдывала, но в её слова я тогда уже не вслушивалась.