— А Клэр — это та женщина с рыжими волосами? — предположила я.
Кивнув, она обрадовалась:
— О, ты уже видела её? Правда, она шикарна? Хотелось бы мне в её возрасте выглядеть так же, — вздохнула Гвен.
— А сколько ей? — смутилась я, перебирая цифры и примеряя их на ней. Ничего дальше, чем двадцать пять, ей не подходило.
— Тридцать семь, — услышав ответ, я потеряла свою челюсть и не моргая смотрела на неё выпученными глазами. Гвен, улыбнувшись моей реакции, продолжила: — Тоже в шоке? Я вот до сих пор не верю, хотя вижу её каждую неделю. Хочется узнать секрет её молодости, но догадываюсь, что это ботокс. Хотя кровь младенцев тоже вполне может быть.
— Что?! — во второй раз удивилась я, на что Гвен разразилась писклявым смехом.
— Да шучу я! Во мне плещутся два шота текилы, поэтому могу быть странной. Да, впрочем, ты уже привыкла к этому.
— Надеюсь, в этот раз ты не будешь рыгать как не в себя, — пошутила я и про себя добавила: «Устала я уже заботиться о пьяных людях».
— Посмотрим, — ухмыльнулась она, и на этом мы смолкли.
Гвен посматривала в сторону барной стойки, явно планируя смешать внутри себя адовый коктейль из всего имеющегося, а я краем глаза увидела на фуршетном столе скромный фруктовый торт, в который была воткнута шпажка с цифрой двадцать четыре. И тогда только я вспомнила, для кого все собрались, для кого я рыскала весь Портленд в поисках подарка.
— Кстати, где Вильям? — опуская взгляд на мыски туфель, невзначай спросила я.
— Наверху, в своей комнате с друзьями. Что-то у него там случилось, и, как мне объяснили, делу я не помогу, поэтому отправили вниз развлекать гостей, — отмахнулась Гвен, но меж её слов я уловила нотку грусти. Или обиды. Возможно, вместе.
— Интересно, — хмыкнула я. — У него день рождения, его ждёт куча людей, а он спрятался в своей комнате.
— Руна, — тяжело выдохнула она и положила руку мне на голое колено. — Не надо. У него вид был ужасный, будто смерть увидел. Я же говорила, что он не любит это место, а его буквально затащили сюда. Да ещё все здесь — работники, друзья его отца, и он не шибко хочет с ними разговаривать. А из его знакомых только пара человек.
— Тогда почему всех не собрали в каком-то ресторане? Или в другом заведении? У них же определённо есть на это деньги, — продолжала упрекать я, хотя стыд зародился в сердце, требуя немедленно захлопнуться и позаботиться о чувствах подруги.
Гвен, видимо, понимая моё недовольство, спокойно указала пальцем на отца Вильяма и сказала:
— Габриэль, так его зовут, заявил, что празднование пройдёт в поместье и что это больше не обсуждается. Но я же наглая — и спросила почему так, на что он с издёвкой ответил: «Мой отец, что ли, зря строил несколько лет этот дом?» Ежу понятно, что спорить было бесполезно, и оставалось только проглотить его требования.
— Это... странно, — я скривила верхнюю губу. — Всё это.
— Такие уж Дельмонты — странные. Я тоже в начале задавалась вопросами, но, знаешь, легче просто забить. Нравится Габриэлю показушничество — и ничего с этим не поделать, — пожала плечами Гвен.
— И принуждать сына, — добавила я.
— Это тоже, — досадно улыбнулась она и убрала руку с моего колена. Холод тут же коснулся кожи.
Наш разговор иссяк. Каждая погрузилась в свои мысли, при этом не прекращая следить за обстановкой вокруг. Место, где до этого стоял Габриэль, пустовало, а вместе с ним не было видно и Клэр. Гости развлекались, набивали животы, пьянели и танцевали. Лишь мы с Гвен, как две вороны — одна белая, другая чёрная — оставались в стороне.
Но длилось это спокойствие недолго.
Периферическим зрением, у верхушки лестницы, я заметила длинную фигуру, а за ней — ещё две. Сначала они не показались мне особенными, достойными внимания, но почему-то в груди зародилось щемящее чувство, заставившее всё же обернуться — узнать причину недуга. И тогда, во второй раз в своей жизни, я увидела его — Вильяма.
На чуть сутулившемся теле висела идеально выглаженная рубашка, заправленная в тёмные, свободные штаны, а волосы, чёрные как смоль, спадали на лоб и глаза, скрывая ото всех его взгляд. Рукава рубашки были задёрнуты до локтя, обнажая аристократическую кожу.
Я следила за ним издалека, но отчётливо видела, как сильно была сжата его челюсть. Прошёл месяц с нашей последней встречи, а он ничуть не изменился. Всё такой же, каким я его помнила: отстранённый, отталкивающий и надменный.
Следом за ним спускались двое: светловолосый, жилистый мужчина и миловидная, такая же рыжая, как Клэр, девушка. Сначала они показались мне куда приветливее Вильяма, но не успела я обмануться, как вспомнила слова подруги о том, что он заперся вместе со своими друзьями, которыми, вероятно, они и являлись. Их добродушие вмиг рассеялось для меня.