Но одно я знала точно:
Вильяму не место в моём мире.
Глава 7. Вильям
Дверь захлопнулась.
Она ушла.
А я остался стоять посреди огромного поместья совершенно один — за исключением отключившейся в моей комнате пьяной Гвен.
Тело нещадно била крупная дрожь — даже обычное действие, вдохнуть воздух, давалось с неимоверным трудом. Усталые веки опустились на влажные глаза, но слёзы не покатились — их было недостаточно. Руки тряслись, как у человека, больного тремором, а концы пальцев заледенели, будто доступ к крови был перекрыт. Эмоции жадно рвались наружу, расталкивая органы и избивая мясо изнутри, но, сжав ладони в кулаки, я пытался ими совладать, усмирить.
Столько лет терпеть, пичкать в себя лекарства — бумажки которых размером с одеяло, — выслушивать нотации, что всё пройдёт, главное — дождаться дня, когда отпустит, чтобы в итоге вернуться на исходную точку, с которой, кажется, никогда и не сдвигался. Неужели всё, что было до этого дня, не имело никакого значения?..
Мне нужно было сесть. Срочно. Бросив взгляд на пустой диван, я пошатнулся в его сторону и обессиленно упал, растекшись лужицей по подушкам. Мышцы наконец почувствовали опору под собой и постепенно расслаблялись, а вот голова, наоборот, начала трещать. Откинув её на спинку дивана и повернув вбок, я увидел, как за высокими соснами в нежно-голубом рассвете окрашивалось небо, и облака, похожие на мягкий зефир, растворялись в нём. Солнце вставало медленно, а мреющий слой тумана застилал местами пожелтевший газон. Двор был пуст, но воспоминания накрыли глаза пеленой, и я слабо улыбнулся им, ощутив внутри себя — среди агонии и тревоги — лёгкий отголосок покоя.
Мне следовало бы поспать, хотя бы пару часов, но паника всё ещё прерывисто дышала в затылок. Повернув голову на другой бок, я зацепился взглядом за небольшой стол под лестницей, усыпанный разноцветными подарочными пакетами и коробками. Готов поспорить, что в большинстве из них лежали галстуки, часы и духи, запах которых мне бы никогда не понравился. Коллеги отца никогда не любили или не хотели заморачиваться — и я понимал их, ибо относился так же. Только мозг начинала раздражать одна мысль: а было ли что-то от Руны?
Я почти сразу же усмехнулся собственному вопросу — настолько глупому и наивному. Ведь мы почти не знакомы и, навряд ли, от неё что-то было. Но...
Медленно встав, чтобы голову не пронзила резкая боль, я подошёл к столу и начал осматриваться. На все подарки сбоку были скрепкой прицеплены бумажки с подписями, от кого они были, — о чём любезно позаботилась Гвен, хотя её никто не просил. Но один маленький пакет, припрятанный в самом краю, был без него. Потянувшись, я схватился за ручки и поставил презент перед собой. Внутри лежала книга с пыльно-чёрной твёрдой обложкой и вороном посередине, а ещё — небольшая записка.
— Эдгар Аллан По. Сборник рассказов и стихов, — шёпотом прочитал я позолоченные буквы и аккуратно поставил книгу на стол. Взявшись за записку, написанную от руки чёрной ручкой и угловатым, местами неясным почерком, я прочёл про себя:
“Вильям,
Поздравляю тебя с днём рождения. Желаю всего наилучшего.
Гвен как-то сказала, что ты любишь читать, поэтому ничего лучше, чем подарить книгу, я не придумала. Это коллекционное издание стихов Эдгара Аллана По — в подростковые годы оно мне очень понравилось, что, наверное, понравится и тебе.
Руна”
Письмо было сухим, коротким и лишь по делу, но я всё равно широко улыбался, смотря на него. Ведь оно было от неё. От её руки, от её мыслей и души — а это и есть самый лучший подарок.
Сунув бумажку в карман брюк, я заново взял книгу в руку и сел на прежнее место. Обложка была приятной на ощупь, золотые вставки переливались и завораживающе мерцали в свете утра, а одинокий ворон, являвшийся символом поэта, казался настоящим. Книга была увесистой, толстой и с немного потёртыми корешками. Открыв первую страницу, я провёл пальцами по тонкому, пожелтевшему от времени и солнечных лучей листу, на котором изящным шрифтом было напечатано имя автора.
Откуда-то дуло прохладным, свежим воздухом, остужая кожу и сознание, и, удобно устроившись, я начал читать.
***
Оторваться я смог только ближе к обеду, когда услышал со второго этажа слабые движения. Отца с Клэр в поместье не было — к этому времени они уже отдыхали в номере отеля Сиэтла и подготавливались к вечернему банкету, на который мне позволили отказаться пойти. Так что единственным, кто мог шуметь, была Гвен. И стоило мне подумать о ней, как она замаячила сверху: