Тихо. Ни ругани, ни звона посуды, ни шагов. Всё замерло, кроме меня. Осторожно, шаг за шагом, пытаясь не издать скрипа половиц, я спустился на первый этаж. Воздух был пропитан тяжёлым, спиртным запахом, от которого кружилась голова. А подходя всё ближе к гостиной, в нём прорезалась зловещая вонь кислого пота. Меня начало мутить, но, удержав рвотный позыв, я защипнул пальцами нос и подходил всё ближе к источнику — к своему отцу, разлёгшемуся во весь рост на диване.
Возле него, на блестящем полу, растекалась золотистая жидкость, а в ней плавали осколки от разбитой бутылки. Тонкая струя, как змея, двигалась к моим ногам, и, отпрянув, я посмотрел на отца. Его глаза были безопасно закрыты морщинистыми веками, и я чуть расслабился от понимания того, что он меня не видит.
Вонь стала привычнее, и, убрав пальцы с носа, я начал вглядываться в его лицо. Он спал, еле слышно посапывая. Тёмная щетина добавляла возраста, кудрявые волосы блестели маслом, а под отросшими ногтями — что на руках, что на ногах — виднелась чёрная грязь. Серая футболка потемнела в зоне подмышек, спортивные штаны были местами испачканы красным соусом и порваны у щиколоток.
Он был омерзителен — и не из-за внешнего вида или запаха, а внутри. Руки, что сейчас свободно свисали с дивана, с удовольствием оставляли синяки на моём теле, а колени и ноги особенно любили лупить по животу. Как сказал отец: «Выбить всю дурь, которую в тебя вселила мать». Но сам он наотрез не хотел признавать, что я пошёл в него.
Злость захлестнула сполна, и, бросив взгляд на острый осколок, я начал аккуратно двигаться к нему. Во всём огромном поместье мы были вдвоём, поэтому план прост в реализации: схватить стекло, встать сзади и одним резким движением полоснуть по горлу. Он истечёт кровью, а я наконец обрету спокойствие. Главное — не разбудить. Не разбу...
Сзади, со двора, послышался приглушённый писклявый смех, и, резко обернувшись, я увидел девочку. Она, раскинув руки по бокам, босиком бежала по зелёному газону и громко хохотала. Её чёрные волнистые волосы развевались на ветру, белоснежная кожа, как у вампира, будто никогда не видела солнца, а сиреневое платье задиралось до таза.
Но тут, словно споткнувшись о мой взгляд, она полетела лицом в землю и пару секунд лежала, не двигаясь. А потом — молча встала и продолжила бежать. Я уж было обрадовался, что смеха больше не слышно, как кара настигла меня — и девочка расхохоталась хуже прежнего. Ненормальная.
Отец спал очень чутко и мог запросто проснуться из-за этой мрази, что не могла заткнуться.
Оставив свою затею на потом, я поспешил к оконной двери, чтобы выйти во двор и прогнать девочку, как вдруг сопение прекратилось. Я остолбенел на месте. Боялся двинуться, задышать. Но прошло достаточное время, а его голоса или громких слов не последовало. Повернувшись, я увидел, что отец просто перевернулся на другой бок и спал дальше. Оцепенение тут же исчезло.
А смех продолжался, заливаясь в уши тягучей и жаркой кровью. Нужно её прогнать. И заодно неплохо было бы запугать, чтобы в памяти напрочь отшибло дорогу к поместью. Подойдя к луже виски, я схватил осколок с горлышком и сжал безопасную часть в ладони. Не нож, конечно, но впечатлить маленькую девчушку должен.
Толкнув оконную дверь в сторону, я вышел во двор и сразу же ощутил контраст: в доме было прохладно, а вот на улице безжалостно палило солнце. Девчонка всё резвилась без остановки в такой духоте, и, сделав шаг к ней, я остановился.
Внимание всецело переключилось на розовые цветы в горшках, которые отец не осмеливался выбросить, а само растение не торопилось умирать. Герань. Любимые цветы моей матери, за которыми она так кропотливо ухаживала. И казалось, они всё ещё пахли ею. Или она — ими.
— Привет! Ты тут живёшь? — послышался звонкий голос девочки, сумевший вернуть моё сознание.
Она наконец остановилась, перестала смеяться и неподвижно стояла неподалёку, прямо смотря на меня. Вспомнив свой план, я двинулся к ней и показательно поднял руку с... стеклом?
— Что за... — обомлел я, смотря на свою пустую ладонь.
— Ты глухой? Если да, то кивни! — продолжала кричать она.
— Заткнись! — прошипел я и побежал к ней.
Чёрт с этим стеклом. Главное — как можно скорее прогнать её.
— О, ты не глухой! Давай поиграем? — обрадовалась она, а я, приблизившись и детальнее увидев её лицо, вместо бранных слов потерял дар речи.
Широкая улыбка колкой болью отозвалась в сердце, а глаза — большие, цвета океана — добротой разглядывали меня. Кончик носа и пухлые щёки чуть обгорели, а по низкому лбу катились капли пота. Она ждала хоть какого-то ответа, а я, встав на месте, таращился на неё, как умалишённый.