— Ты хотя бы спал с ней? — серьёзно и безо всякого стеснения спросил Гарри, на что получил осуждающий взгляд от жены. — Что?
— Какой же ты нетактичный! — всплеснула руками она, садясь на пуфик, покоившийся напротив дивана.
— Нет, не спал, — сухо ответил я, предотвращая супружескую ссору.
— Тогда я не пойму, зачем она тебе сдалась, — фыркнул Гарри.
Я бы спокойно ответил ему, что дело в моём отце, и он бы не удивился, но моё внимание приковалось к прозрачной кружке с оранжевой жидкостью внутри. В наших с Гарри — почти прозрачная с желтоватым оттенком, а вот у Амелии...
— Ты что, беременна? — в лоб задал я вопрос, складывая в голове все странности воедино.
Она уставилась на меня с широко раскрытым, улыбающимся ртом, а после посмотрела на Гарри, такого же ошарашенного, и выдохнула:
— А ты быстро.
— Стой, серьёзно? — сжал брови я, не веря в новость.
— Да! — в унисон ответили они, и Амелия, переполненная эмоциями, начала хлопать в ладоши и топать ногами, а я, повернувшись к Гарри, притянул его в объятия.
Всё то напряжение, что было во мне, разом исчезло, сменяясь внезапной радостью за лучшего друга. Гарри, если даже и скрывал, то всегда мечтал о семье, идиллии и ребёнке. А я впервые за долгое время я был по-настоящему счастлив. Хоть и не за себя.
***
— …Что-то мы с Гарри, уставшие после работы, решили выпить — и так я оказался у него. Амелия, как обычно, выключила везде свет и зажгла свои свечи, — я издал смешок. — Странная зацикленность, но да ладно. Так вот, она налила нам мартини, принесла, и я вижу, что у неё содержимое стакана отличается от нашего с Гарри. Не знаю почему, но первое, что пришло мне в голову, — это то, что она беременна, — широкая улыбка засияла у меня на лице, как и на её. — И оказался прав. Скажи мне в подростковом возрасте, что Гарри в двадцать три станет отцом, а я в двадцать четыре — дядей, то ни за что бы не поверил.
Я переставил ногу, и весь мой энтузиазм сравнялся с землёй — стоило лишь одной мысли о ней всплыть. Закусив губу, я всё же озвучил её:
— Ты бы знала, как меня начала раздражать Гвен. Недавно сходил с ней поужинать, надеясь, что она немного начнёт мне нравиться, но всё, что я хотел сделать — это воткнуть вилки в уши. Столько болтать — это надо ещё уметь… Амелия сказала мне перестать мучать её и себя заодно, и я бы с радостью согласился, но у отца появилась какая-то мания контролировать мою жизнь. Сначала заставил вернуться в Портленд, затем запихал к себе на работу и в конце прицепил меня к Гвен. Боже, мне самому порой становится жаль её, — я протёр ладонями глаза. — Ты назовёшь меня терпилой и окажешься права, но я не могу сейчас рушить с ним хоть какие-то нормальные отношения. Придётся пока потерпеть и глотать все его прихоти. А там увидим, что из этого выйдет, — я помолчал пару секунд. — Выйдет ли вообще.
***
Вокруг было настолько светло, почти бело, что мне пришлось ненадолго зажмуриться, чтобы ненароком не ослепнуть. Сделав ладонью навес над глазами, я попытался открыть левый, потом правый и проморгал пару раз перед тем, как увидеть, где я. А увидел я — ничего, кроме белого, почти божьего цвета, полностью поглотившего меня в себе. Казалось, он раскинулся на всю бескрайнюю площадь, но одновременно выглядел так, что сделай я шаг — и впечатаюсь лицом в стену.
— Вильям, — лёгкий, почти эфемерный голос прошёл сквозь меня и заставил обернуться в поисках источника.
Глазные яблоки безжалостно сжигались на свету, но, увидев вдали женскую, до мурашек знакомую фигуру, я опустил руку и перестал жмуриться. Будто и боли не было, и границ. Сделав первый шаг, за ним ещё один и ещё, я начал бесшумно бежать навстречу к ней. Она стояла на одном месте, встречая меня тёплым взглядом. На её жемчужном теле висели полупрозрачные лоскутки шёлковой ткани, а волнистые, чёрные как мгла пряди прикрывали густотой своей изящные ключицы и спину. И во всём безупречно белоснежном именно её волосы ощущались как успокоение.
Не знаю, сколько я бежал, но, наконец дойдя, остановился напротив неё — такой прекрасной и нежной. Большими глазами, сотканными из самого чистого океана, она рассматривала моё лицо, которое не верило в божество, что стояло перед ним. Её густые ресницы медленно захлопывались и так же медленно размыкались, а искусанные губы постепенно тянулись в обворожительную улыбку. Я хотел было дотянуться до неё, прикоснуться к бархатной коже и неземной красоте, но не успел. Её лицо начало устало тянуться вниз, плавиться, волосы — растворяться в пространстве, а тело бессильно пало на хрупкие колени.