— Надо разобраться. На днях буду у тебя, Железнов.
— Поездом приедете, Павел Антонович? Буду встречать…
— На автомобиле. Все.
Железнов положил трубку, закурил и некоторое время размышлял о делах в его отделе. Вошел Донцов и доложил:
— Задержанная Коростылева уже давно изъявляет желание повидаться с вами, товарищ начальник.
— Приглашай ее сюда, — затоптал папиросу в пепельнице Железнов. Вскоре Донцов впустил в кабинет Коростылеву и ушел. Задержанная истово закрестилась, глядя мимо Железнова на плакат за его спиной и запричитала:
— Господи, прости мя, дуру грешную, господи, прости мя и помилуй…
— Гражданка Коростылева, вы не в церкви, а в государственном учреждении, — строго оборвал ее Железнов.
— Бога вспомнить нигде не лишне… — покачала головой та.
— Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, помните?
— Да, сыночек, был такой грех. Стала я Любки, постоялки своей, намедни ее флигель прибирать, смотрю, пасма денег этих, значит… Вот и взяла я одну бумажку, пропади она пропадом!..
— Ясно. Вот теперь похоже на правду. А где ваша квартирантка работает? Чем занимается?
— А бог ее ведает где. В ночную все она, в ночную…
— Что же, гулящая может?
— Да нет, сынок, дружка имеет с рожей-то, слово ему не перечь. Ох, как узнает она про грех мой, так гляди, ее дружок и побить, и порезать меня сможет… сжав в кулачки руки, приложила их к груди старуха.
— Не узнает. Мы ничего ей не скажем, а вы тоже, думаю, ни слова, что мы задержали вас, а? — встал и прошелся по кабинету Железнов.
— Да нешто я враг своей души, гражданин начальник! Вот те крест, ни слова… — всхлипнула и закрестилась Коростылева. — И ты не губи меня, сынок милый!..
— Мы же договорились обо всем, верно? — остановился «сынок» перед задержанной, испытующе глядя на нее.
— Верно, сынок… — закивала старуха.
— А сейчас вы свободны… — приоткрыл начальник дверь: — Донцов, пропусти гражданку Коростылеву домой.
— Спасибо, сынок!.. — не пошла, подхватив свой мешок, а бросилась та к две ри.
Но Железнов прикрыл дверь и спросил:
— Да, мамаша, а место у вас бы нашлось еще для одной квартирантки? Племянница тут у моего товарища объявилась, а жить негде. А, как?
— Господи, да в пристройку к моей мазанке и возьму! Приберу там, как все полагается, гражданин начальник. И мне спокойная выгода будет, — заверила Коростылева.
— Ну теперь совсем договорились. Но чтоб о том, что моя знакомая… никому ни слова!
— Да, нешто я не кумекаю, сынок. На базаре мы и сошлись с ней, скажу.
— Правильно, мамаша, вот так и говорите всем. Идите, Вас пропустят.
— Спасибо и прощай, сынок… — Остановилась и у двери с вопросом: — А платить она исправно будет, твоя постоялка-то? Ведь у Любки я свои деньги, почитай, взяла, она мне за квартиру задолжала.
— Никаких сомнений, гражданка Коростылева, даже вперед, как договоритесь.
— Ну, тогда как есть совсем хорошо. Прощай, начальник.
— До свидания… — снял трубку телефона, когда старуха вышла и спросил: — Борис Петрович, новички еще у тебя? Ага, пусть Богданова ко мне зайдет. Я освобождаю ее от прежнего задания…
— Товарищ Железнов, капитан Тализоны» Крокос пожаловал! — вбежал в кабинет Донцов.
— Жаловаться пришел, — скривился Железнов. — Проси. Быстро вошел Крокос и на ломаном русском языке вскричал:
— Я протестую! Команду моего судна перевели на берег! Ценности конфисковали! Выставили охрану у трапа! Это беззаконие!
— Беззаконие?! А вывозить золото и серебро из нашей страны и другие ценности вы считаете законием?! На вашем корабле в тюках шерсти найдены слитки переплавленного золота и серебра, драгоценные камни и изделия из слоновой кости, которые Вы пытались вывезти из нашей страны. На эти средства наше государство могло бы купить знаете, сколько продуктов для голодающих, господин Крокос? — встал перед капитаном Тализоны» Железнов.
— Это фирма, я тут не при чем!
— А мы вас пока ни в чем и не обвиняем. Обыск же на вашем судне произведен по закону, на основании ордера, так что…
— Но подсвечник, изъятый из моей каюты, мой! Он куплен в Константинополе.
— Ваш, говорите? За сколько же вы его купили, уважаемый капитан Крокос?
— За… за триста лир!
— До чего много глупцов развелось в Константинополе! Вещь стоимостью в пять-шесть тысяч рублей продается по цене старенького костюма.
— Это подарок моей матери!
— Тогда вашей матерью следует признать дядю нашего бывшего царя — великого князя Николая Николаевича Романова. Там вензель. И эта золотая вещь нахолилась в княжеском дворце в Ливадии и исчезла после ограбления. Я мог бы вас ознакомить с соответствующей описью, но, наверно, это будет удобнее сделать на суде.