— Я попрошу, чтобы мне продлили еще на недельку, — говорил высокий с усами. Сошлюсь на сильные головные боли. — Ой, страдаю, ночами не сплю, — сказал он нарочито громко последнюю фразу, оглянувшись на проходящего мимо врача.
— Я пообещал доктору рыбы, — говорил розовощекий с глянцевой лысиной, он и продлит…
Но низкорослый толстячок, по-братски обняв его за талию и хихикая, сказал:
— Чудак, наоборот, он тебя выпишет поскорее, чтобы ты не задержался с этой самой рыбой.
— И правда, — озадаченно уставился на него лысый. — Да, я ему, душевному человеку… — хотел пообещать теперь уже что-то другое, но тот осекся.
Мимо разговаривающих проходил главный врач больницы Ярокин. Симулянтов он на дух не переносил. Но вынужден был терпеть даже явных, направляемых в больницу разным городским начальством.
И такие «больные» задерживались в ней не только из-за хорошего питания, но и по другим причинам. Пребывание Гнитюка, одного из питомцев палаты, где лежал Остап, объяснялось попыткой избежать наказания за подписание акта, оправдывающего недостачу материалов на базе. Он постоянно кашлял, когда надо и не надо.
Мамбетович, так звали мужчину среднеазиатской внешности, содержал ларек и опасался привлечения к уголовной ответственности за продажу самогона под видом монопольной водки. Мошенник вел себя беспокойно, и все время прохаживался у кровати Бендера, опираясь на костыль, который ему был совсем не нужен. Третий «больной» в палате Остапа носил фамилию Чудаков. В метизной конторе он числился счетоводом и избегал результатов ревизии. Левую руку в гипсе он держал на марлевом ошейнике. Четвертым соседом Бендера по палате был Хмуренко, человек с фамилией, соответствующей его виду. У него болело горло, он носил на шее утепленную ватой марлевую повязку. Пятым в этой палате был Морякин. И был он, как выяснилось, настоящим больным, страдающим ревматизмом.
Все соседи Остапа по палате так и сыпали выражениями из области морского дела. Но каждый из них имел к нему такое же отношение, как туземец к воздухоплаванию. За исключением Морякина. Он был рыбаком, но морских слов почти не употреблял. Говорил в основном на близкую его душе тему, произнося слова совсем иного значения. От частого употребления алкоголя глаза его были желтые, как у кота. И когда он говорил о своих выпивках, они горели неугасимым огнем.
Впервые Бендер услышал Морякина, когда наступил больничный разнос обеда. Коридоры и палаты наполнились звоном посуды, запахами борща, гречневой каши и тушеной капусты с мясом, перебивая все остальные больничные запахи. Посетителей, пришедших навестить больных, попросили прийти позже.
Ревматик Морякин, полнозвучно чавкая, начал очередной свой рассказ. Весь смысл его повествований сводился к тому, что на рыбалке крайне необходимо пить водку. Ничего другого он не рассказывал, а может, и не знал.
— И что, выпили, по бутылке водки? — скривился Гнитюк. — И никакой ловли? — покашлял он.
— Как никакой? Я и говорю ему ячейка сети должна быть… Проспорил он, одним словом, и поставил четверть. Выпили и ее. А у Лошака бутылка вина еще была. Добавили, значит…
— Ну а сетью вы какой ловили? — отставил пустую тарелку гипсорукий Чудаков.
— Вот слушайте, наберитесь терпения. Подплывает на баркасе Кочубей. А у него, моржа, две бутылки водки и фляга вина — самоделки.
Рассказчик победоносно обвел всех желтыми глазами и, хихикая, продолжил:
— Выпили, разошлись по каютам спать. Утром от головы до пят дрожь охватывает. Немного нашлось. Выпили. Не помогает. Пошел на моторке Кочубей, собака, к берегу. Оперативно вернулся. Привез четвертуху…
— Ну профессор по рыбе, а улов как же? — вымолвил Остап, прорвавшись в паузу рассказа. — И рыба пьяной работы не любит.
— Почему не любит? Ловили. Штормяга, правда, небольшой навалился, но ловили… Кое-кто из слабых в ригу поехал… Но я ни-ни…
— И все же, дорогой, рыбалка как же? А то все выпили, пили, понимаешь, сказал Мамбетович. Он отламывал руками кусочки хлеба, макал их в подливку и ловко бросал себе в рот.
— Да не ловили мы в тот день, Мамбетович. С пьяной командой, какая же рыбалка, — бросил ложку в пустую тарелку Морякин.
— В Одессе был у меня знакомый, — сказал Бендер. — С утра выпьет стакан водки и целый день свободен…
Все засмеялись. Только хмурый больной, с забинтованной шеей, пробурчал:
— И что тут смешного…
Это был человек без чувства юмора, но он старательно лечился. Периодически полоскал с бульканьем горло и с унитазным журчанием спускал свое полосканье в банку.