Весь следующий вечер я пролежал в комнате, когда стемнело, вышел в последнюю ночную смену. Ночь была теплой и тихая. Звезды были почти невидимыми, но это только придавало осеннему городу что-то сказочное, какую-то вечность. Я бродил мимо палат больных, и вскоре остановился рядом с палатой Кирилла. Через открытую дверь я видел его чуть ссутулившегося на лавке. Когда я вошел внутрь, Кирилл поднял на меня взгляд, но ничего не сказал. Мне показалось, что в глубине его глаз я увидел настоящую вселенную, полную каких-то идей, надежд, гармоничных сочетаний с живыми и понятными людьми. Я должен был извиниться за то, что произошло.
-Я боялся показаться невежливым. - Кирилл не ответил - он только покачал головой. - Ты понимаешь, что я должен извиниться перед тобой? Не за то, что я сделал и зачем, - сказал я. Он хорошо отнесся ко мне. Но ведь все это произошло из-за меня.
-Я тебя понимаю. - буркнул Кирилл. - И готов это исправить. - я перестал что-то говорить, потому что вместо слов приходило какое-то странное ощущение. Это не была боль, как показалось сначала, и не было обида, и не было испуг. Кирилл был немногословен, но это с другими санитарами. Со мной же, он позволял себе вставить в предложение пару лишних слов. Именно они давали мне понять, что все в порядке и ничего не предвещает беды. Через пять минут я, наконец, смог почувствовать себя в своей тарелке. Хотя все было по-прежнему - голова болела и саднило, даже покалывало кожу, - мне удалось по-новому взглянуть на свой вчерашний стресс и всю странность этой ситуации. Меня до сих пор удивляло наличие Кирилла в этой психушке. Это как в игрушечном наборе - с домиком-больницей, всегда должен идти врач и больной, который по детскому желанию вскоре окажется либо злодеем, желающим истребить всех розовых котят и радужных единорогов, либо героем, который всех спасет. Трудно предугадать, какой поворот примет эта история. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что безумие многих психиатрических больных гораздо более гнусно и противно, чем весь остальной мир. Слишком много странностей крутилось вокруг Кирилла. Этого неприметного и тихого пациента психушки. Это легко мог быть любой из обитателей города. В этом не было никакой тайны, кроме той, что никакой сумасшедшей его болезнью не назовешь. С точки зрения нормальной психиатрии это можно было рассматривать как социальный феномен. Но если вспомнишь душевное состояние, в котором он некогда находился, люди сами раскроют тебе свои карты. Достаточно будет сказать несколько слов о психологическом отделении больницы. И то тревожное напряжение последних дней, в котором он пребывал все это время, было еще одной такой человеческой сценой. Встретив такое страшное несоответствие своей жизни, он не в силах был скрыть это от тех, кто был рядом и знал его в нормальном состоянии. Вот почему «приступы шизофрении» психических больных обозначались с большой буквы. Психика – сложный объект.
Я знал, что если останусь в его палате надолго, то меня может застать какой нибудь врач, обходящий этажи. И тогда меня либо уволят, либо запрут тут. Но мне было все равно. Хотелось дольше оставаться в компании Кирилла, он мог рассказать о физике, о литературе, о кино. Но главное – мне хотелось, чтобы рядом с ним был хоть один живой человек, который, несмотря ни на что, может оценить его творчество. Может быть, именно поэтому все мои открытия ускользали от других. И даже те, кто понял мою систему взаимосвязей и были охвачены моим восхищением, оставались к нему безразличными. Ведь мое умственное развитие было целиком и полностью лишено эмоций, а разговоры о мире были неуместны и звучали как бравада не только у академиков, но и у алкашей и больных плевритом. А между тем для тех, кто не знал смысла этих слов, я в те дни становился чудом – и они пытались убедить в этом всех, кто со мной говорил. Я тихо вздохнул, когда понял что нам пора прощаться. Мне было запрещено появляться около его палаты в ближайшие несколько дней, и я должен вести себя как обыкновенный санитар, общаться с другими больными. Но сегодня я все-таки решил попрощаться и проститься с ним по-особенному – чтобы он не забыл обо мне в будущем, когда я навсегда покину эти места. Но я не удержался и заговорил о том, как важно ему мое понимание: Кирилл покосился на меня с неподдельным удивлением – он явно ожидал не этого. И хотя он ничего не сказал по этому поводу, я понял, что мне следует замолчать. Больше того, я понял, что заслуживаю его доверия. Я знал, что, если не промолчу, Кирилл будет чувствовать себя обязанным передо мной и никогда не скажет того, что не одобряет. Было тяжело оставлять этого человека, с глазами цвета черничного неба. Но когда я понял, что момент сейчас самый подходящий, и нужно собраться с силами, я решился – и сказал: «Не знаю, правильно ли я поступаю», – и позволил своему голосу упасть до едва различимых ноток – того, как кровь ударяет в стол в том самом месте, где только что остался след моих пальцев. Когда я закончил, Кирилл стоял в дверях, опираясь на алебарду, – лицо его побледнело от волнения. «Я так давно не слышал живого голоса», – пробормотал он. Мне оставалось только рассмеяться. Но смех был невеселый – Кирилл заметил, как я вздрогнул, и сделал для меня знак рукой, приказывая прийти в себя.
Некоторые наверное посчитают какие-то моменты намекающие на любовь между нами, но спешу вас заверить, ничего такого тут нет. Я считаю Кирилла прекрасным другом. В первую очередь потому, что в его присутствии я всегда чувствую себя комфортно, и это помогло мне создать такое сокровище, как Перекресток, под тонким стеклом. Ну и конечно, как вы понимаете, все остальное связано исключительно с тем, что я имел в виду. Но, знаете ли, жизнь порой похожа на эти два амфор, на мой взгляд, – но даже если посмотреть на их горлышки как бы спереди, как нам теперь сказать, что внутри?
Вино выплеснется? Грааль лопнет? Конечно, нет. Но оно обязательно каким-то образом останется в своем стакане. Такие судьбы – вопрос философии и провидения. Знаете, как тяжело жить в материальном мире, сложно смириться с тем, что проблемы появляются там, где не должно их быть вовсе, и приходится бороться с ними через борцов за право обладать этим самым миром.
А вы знали, что в нашей психушке есть Чеховский драмматический кружок? Это, знаете ли, одна из центральных психиатрических групп, куда попали самые талантливые актеры, ведущие себя с невероятной свободой, доходящей до невозможности и героизма, и к психотерапии они обращаются, только если речь заходит об их собственной шкуре.
Уверяю вас,что вам тут удастся найти таких личностей как Шекспир, Гоголь, Чехов – нет, Пушкин вам попадется в другом месте. И в те моменты в вашем сердце, где находится Клюев и Измайлов, каждый раз горит звезда, которая, как вы, несомненно, знаете, способна осветить путь к лучшему из возможных миров. В таком прекрасном настроении вы окажетесь и в этом мире.
Я передал Кириллу бумажку и попросил открыть, только тогда, когда я уеду. Он открыл дверь – и я, проходя мимо, поглядел ему в глаза, заглянул в душу и увидел там вечное движение. Это состояние было так прекрасно, что захотелось прожить его бесконечно и ни о чем не думать. Было около одиннадцати ночи. И вот я сижу в ложе, одетый в белый халат, и сижу уже много часов в абсолютной тишине. Жизнь медленно входит в колею – и я начинаю анализировать ситуацию...