Я хватаю букет и коробочку и шагаю к двери.
Он на нее смотрел, и как смотрел. Меня целовал. Профилактика? Я ничего не перепутала? Но как же неприятно.
Пихаю букет и коробочку в руки мужика.
—Вот . Забери.
Вовка выясняет с ним отношения, тоже вроде, что-то про свадьбу, не вникаю, только вставляю свои пять копеек, когда речь заходит про серьги, ведь действительно, у меня отобрал и ей отдал. Киваю, что носила Викины. Не объяснишь же, что отобрали.И это тоже обидно.
Я слежу за Костей, он что-то делает в телефоне и даже не смотрит в мою сторону. Не успеваю среагировать, когда на моей талии появляется захват Хабира, и он нагло ухмыляется.
. —Меняем сестру, на Вику?
—Ну, и что ты сделаешь?
—С собой заберем. Продадим в бордель.
—Ты совсем дурак? Хоть знаешь с кем связался? Он майор…
Только и успеваю это сказать, когда слышу злой голос Кости.
—Рот закрой.
Смотрю удивленно в его сторону, что такого то я сказала? Может тогда, они бы испугались. Понимаю, что за брата, они ведь приняли Костю, и не знают, кто мой брат на самом деле.
—Да хоть генерал, что нам будет, мы иностранные граждане. Приехали по обмену. На учебу.
—Эту проблему легко устранить, обвинив вас в похищении, а наши тюрьмы очень вам не понравятся. — Слышу уже спокойный голос Кости.
— Я камеры почистил, товарищ майор. Он уже не скрывает Вовкино звание. Как только хватка на моей талии ослабевает, поворачиваюсь, и несусь в сторону брата и Вики. Костя меня хватает и прижимает к своему боку, я сначала вроде дергаюсь, но понимаю, сейчас не время выяснять отношения, потом выскажу, что я о нем думаю.
Полиция приезжает в усиленном составе, что-то выясняют, старший, отойдя с Вовкой в сторону, обсуждает, забирает всю компанию Хабира в участок.
Нас отвлекают охранники, напоминают про пакеты с покупками, я даже не помню когда уронила свой, видела только, что Вика бросила свой и понеслась, это было так неожиданно, я нагнулась и подняла. Помню, что в руках были, а вот куда делись не помню.
Мы идем с Викой забирать, Вовка с Костей остаются. А когда возвращаемся, меня огорошили новостью, что я еду к Косте.
. —Нет. Не хочу. Я лучше в общагу или к тебе. — Сопротивляюсь, как могу.
—У тебя вообще мозгов не осталось, все в п… перетекли, когда этих мажоров увидела. Ты понимаешь, что чуть не похерила карьеру брата, и он остался бы без пенсии, ему три месяца осталось. А могут по твоей милости выгнать с белым билетом.
Костя почти орет на меня, все это он произносит громким шепотом, а мне кажется кричит. На плечи сразу ложится груз вины. Целую Вику в щеку и плетусь в сторону такси, которое вызвал Костя.
Весь предыдущий текст был разминкой.Дальше Костя и Наташа.
глава 14
Такси останавливается у одной из высоток приблизительно постсоветского строительства, еще не новострой, но уже не советская хрущевка или сталинка.
Потому что в спальном районе выделяется несколько таких высоток, стоящих квадратом, а вокруг них, как китайская стена, с двух сторон многоподъездные девятиэтажки отрезают эти высотки от проезжей части, образуя тихий двор.
Костя, как галантный кавалер выходит из такси первым и подает мне руку.
Я ступаю на тротуар, уверенно держась за его руку.
Всю дорогу в такси он что-то усиленно печатал в телефоне, и не обращал на меня внимания.
Сейчас сунув телефон в карман, внимательно смотрит на меня. Я опускаю глаза и смотрю на носки своих кед. Будто проверяю не испачкала ли их невзначай. На душе муторно и смотреть ему в глаза не могу, он прав. Кругом прав, не думаю головой совсем, сначала ляпну, а потом жалею. Да еще и несколько дней прокручивать в голове буду эту ситуацию, пока не буду уверена, что все разрешилось. Вот такая дура.
На людях под бравадой, что называется бой-баба, а на самом деле, обычная девчонка с кучей комплексов или все же с высокими моральными принципами.
—Наташа, ты прости меня, что я на тебя сорвался. Но по другому нельзя было.
Костя стоит рядом, он отпустил такси, пока я занималась самобичеванием. Поднимаю глаза и встречаюсь с карими глазами, нет они скорее не совсем карие, теплые, цвета темного гречишного меда, который разбавлен искорками цвета липового меда.
В меде я понимаю, мой единственный оставшийся в живых родственник, дед Елисей имеет пасеку, не большую на двадцать семей.
Елисеем его назвала мать, с детства любившая Пушкина.
Дед на пасеку не допускал помогать, жалел, что покусают пчелы.
Но я все равно ходила покусанная, потому что не могла пропустить, чтобы не покрутить медогонку.
В этом году первый раз не поехала к деду на сбор меда.