— Тогда поехали, — бросила она коротко и свистнула лошадей.
Сашка подхватил сумку подчёркнуто избегая моего взгляда, хороший признак, раз он чувствует вину, значит достаточно пришёл в себя. Когда его прошлый раз так сорвало, он не успокоился, пока не убил, но почему-то не в этот раз. В этот раз его остановило что-то другое. Интересно, что сделала Крис? Или они кого-то поймали в лесу?
Спрашивать у неё конечно бесполезно.
А вот брата можно расспросить, когда он перестанет меня шугаться.
Уже к следующему вечеру израсходовав ещё два амулета мы ступили на земли принадлежащие дому Сиел.
Мы не останавливались на привал и судя по всему ближайшее время его в планах и не было. Лошадей поддерживала магия, а вот я едва держался в седле, периодически задрёмывая. Я даже не сразу заметил свободно пасущийся табун. Лошади настороженно вскинули морды, чуть вперёд выступил угольно вороной жеребец, он неотрывно смотрел на нас пока мы не проехали мимо. Хорошо, что он решил, что мы не представляем угрозы, для его табуна, а то пришлось бы очень быстро удирать.
Антая любила лошадей. Она была бы рада увидев сколько их теперь на её земле.
Заросшая травой дорога была едва различима и чем ближе мы подъезжали к имению, тем больше чувствовалось запустение. Любимые цветы Антаи, ларанды, обычно ярко-красные, сейчас были словно припылённые, тусклые.
Бледный свет луны мягко коснулся распахнутых настежь высоких дверей, я сам оставил их открытыми, когда уводил брата прочь.
Гнетущее впечатление.
Опавшие листья на пороге в неверном свете луны стали почти чёрными. Ларанды, здесь, у самого порога ставшие абсолютно серыми и уходящий в высоту оплетённый мёртвым плющом камень стен.
Если бы кровь не подсказывала мне, что это место — дом, я бы наверное не решился зайти.
Кристина явно чувствовала себя неуютно. Только для неё это место не хранило никаких воспоминаний, ни хороших, ни плохих.
— Останьтесь здесь пока.
Я почему-то не хотел, чтобы кто-то ещё шёл со мной.
Пол скрипнул только один раз, у самого входа чуть прогнивший из-за постоянной влаги от залетающих внутрь капель дождя, а дальше всё казалось застывшим во времени. На низком кофейном столике практически не было пыли, кресло в котором она так часто сидела всё ещё хранило её запах.
Мои шаги отдавались глухим эхо, словно сердце дома ожило спустя так много лет.
Я внезапно поймал себя на том, что улыбаюсь.
На высокой тумбочке стояла ваза, а в ней белая лилия. Она высохла, но почему-то не осыпалась и практически не потеряла своей красоты.
Словно законсервированная в неподвижном мёртвом воздухе.
Меня захлестнули воспоминания.
— Какая красивая! Матвей, где ты нашёл её?
— В лесу, далеко отсюда.
— Спасибо!
Иногда она ведёт себя как человек и радуется таким простым вещам, как дикая белая лилия… Мне так хочется обнять её сейчас, оторвав от земли кружить и смеяться, но я знаю, что она не позволит, вырвется.
Она любит быть недоступной.
— Антая!
Я очнулся услышав свой собственный голос. Так задумался, что позвал её наяву.
Мне так хотелось, чтобы из коридора донёсся её смех. Чтобы мой голос был тут не одинок, но я знал, что она не услышит меня. Я слишком живой, для того, чтобы докричаться.
Высокий шкаф украшенный вычурной резьбой чуть покосился, возможно это случилось ещё тогда. Антая любила сидеть на нём и болтать ногами постукивая пятками по дереву.
— Матвей. — Её голос льётся весенним ручейком. Я оборачиваюсь, а она спрыгивает в тот же момент. Платье цвета ясного неба на миг взметается чуть выше её колен и я теряю дыхание.
— Моя госпожа…
— Я же просила не называть меня так, — она хмурится недовольно. Такая красивая.
— Мне не дано подобрать других слов.
Это было обожание граничащее с безумием. Да, пожалуй я действительно был безумен и безнадёжно влюблён.
Я поднялся по широкой лестнице. Её комната. Во всяком случае именно здесь она чаще всего спала прямо на пушистом белом ковре.
— Иди сюда.
Я не сопротивляюсь. Я хочу быть рядом и уже не разделяю где её приказы, а где мои собственные желания. Это неважно почему-то.
Она нетерпелива. Тянется ко мне и заваливает на ковёр. Моя любимая единственная госпожа котёнком свернувшись спит рядом и я не могу пошевелиться. Не хочу.
Волшебная ночь, когда мне позволено почти без спросу касаться её волос, лица, любоваться ею, такой спокойной, спящей. Принадлежащей сейчас только мне.
И здесь же когда-то был настоящий скандал.