— Алекс?
Она медленно подошла. Остановилась.
Я всё ещё не смотрел на неё, сейчас я мог смотреть только на брата.
— Зачем?
Она не понимала. Она ведь не видела проблемы. Ему становилось лучше, он начал рисовать. Это то, что она видела. То, что мы ей показали.
Возможно это было жестоко, по отношению к ней. Возможно было бы проще смириться с неизбежным видя картину целиком.
Но он не хотел.
Его желания превыше всего.
Были.
— Зачем, Матвей? — она не плакала, но была где-то на грани.
А я всё ещё не мог ей ничего ответить. Я просто продолжал смотреть на бледное, почти серое лицо брата, на улыбку застывшую на его губах. Он был счастлив в смерти.
В моей голове вихрем кружились воспоминания, смешивались мои и его. Его последнее «Спасибо» в благодарность за смерть, его смех, наши шуточные драки. Даже детство. Всё это смешалось в один цветной комок. Эмоций оказалось слишком много.
— Крис… — Я, наконец, нашёл в себе силы, чтобы сказать ей как сожалею.
— Ненавижу! — Кристина не дала мне закончить, ей не нужны были мои слова. Плевать ей на моё сожаление.
— Ненавижу, — повторила чуть тише. Она была так права в своей ненависти.
Я вот и сам себя ненавидел.
— Прости…
— Мразь. — Она вскочила на ноги, я даже не видел как она оказалась так близко, и ударила меня по лицу, со всей своей силы умноженной на ярость и горе.
Кровь брызгами осела на стене и полу. Прокушенная губа саднила.
— Не прощу.
Она развернулась на пятках и ушла, практически убежала прочь.
А я чувствовал пока она бежала по ступенькам вниз как сила волхва туманила её разум, забирала горе, высушивала так и не пролившиеся слёзы, вбирала в себя все эмоции, обращала их в силу, что равна силе богов.
На улицу вышла уже не Кристина. Не та, которую я знал. Она спокойно запрыгнула на лошадь, даже не седлаясь и уехала прочь размеренной ровной рысью. Рубин, чуть помедлив, словно не узнав сразу, поспешил следом. Теперь она волхв, и боль не сможет её догнать.
— Я не знал, что будет так больно.
Мой голос звучал хрипло, во рту привкус крови и я старался не думать об этом.
Я говорил, чтобы слышать хоть что-то, чтобы поверить, что я сам ещё жив.
Это не помогало.
Не прерывало агонию моей души.
Не знаю, сколько времени я просидел там, рядом с телом брата прежде чем смог заставить себя встать.
Вампиры никогда не закапывали своих в землю, они строили мавзолеи, огромные и величественные.
Жаль, что у меня не было возможности сделать нечто подобное для брата.
— Ты не расстроишься, если твоей могилой станет этот дом? — Я продолжал говорить с ним так, будто он мог ответить.
На его лице застыла навечно счастливая улыбка. Он словно спал.
Я поднял его на руки и, как в детстве, тихо-тихо ступая, стараясь не разбудить отнёс в спальню. Уложил на мягкую перину. Солнце из окна освещало его лицо и я прикрыл балдахин. Чтобы оно не могло побеспокоить его сон.
— Прощай, брат. Прощай. Моя память сохранит тебя живым.
Тихо прикрыв двери я вернулся на балкон, чтобы забрать чёрную папку.
Жаль, что солнце не могло обратить меня в пепел.
Позвольте мне проснуться, пожалуйста… этот день не должен быть реален.
Я сам. Своими руками, убил младшего брата.
Всего лишь на один кошмар больше. Всего на сотню шагов ближе к Аду на Земле.
Хотя, казалось, куда уж ближе?
На улице Титан, стоит в лёгкой растерянности, ждёт меня. Призрак и Рубин ушли с Кристиной.
Я остановился на мгновение у двери, закрыл её и приложив ладонь представил как на дереве проступает символ дома Сиел. У Саши не было своего знака, поэтому я дополнил его двумя параллельными саблями. Оружие — почти подпись.
Магия подчинялась легко, достаточно было лишь желания.
От моей ладони в стороны разбежались серебристые линии, они обвили дом до самой крыши, окутали его плотным покрывалом. Больше сюда никто не сможет войти.
Даже я.
Нельзя возвращаться к прошлому, иначе боль никогда не отпустит.
Из вещей со мной был только клинок, да его папка.
Титан понурившись шёл следом, дорога ядовитой змеёй вилась под ногами и мне отчего-то казалось, что если я оступлюсь или споткнусь, то острые зубы вонзятся мне в ноги, поэтому я шёл внимательно смотря вниз.
Не позволяя себе обернуться.
Последующие дни я не запомнил. С каждым рассветом кажется становилось только хуже. Я не знал боли сильнее чем эта, но ко всему можно привыкнуть.
Даже к такой боли.
Она не стала слабее.
Не стёрлась от времени.
Я просто к ней привык.
Кафе на стыке миров, — где всё ещё очень… человеческое, но уже сколочена у входа добротная коновязь, — встретило меня приятным тёплым полумраком.